Плохая война

– Отчего же вы так нетерпеливы, дорогой мой родственник? Отчего не могли подождать до утра?

Волкова, признаться, даже восхитило самообладание этого мерзавца.

– Как же мне быть терпеливым, если ко мне приходят вести, что графу нехорошо? – Волков старался говорить так же спокойно. Теодор Иоганн, девятый граф фон Мален, молчал, и Волкову пришлось задавать ему вопрос: – Или меня обманули? С вашим отцом все в порядке?

– Граф занедужил, – наконец ответил Теодор Иоганн.

– А как чувствует себя графиня? – не отставал от него Волков. Теодор Иоганн снова молчал, словно думал, что ему ответить. – Что же вы молчите, дорогой родственник? Скажите же, что с графиней?

– Графиня тоже нездорова, – все-таки выдавил из себя молодой граф.

– Ах, как жаль, – сухо и холодно произнес Волков. – Что же приключилось с ними, что за хворь у них?

– Кажется, они выпили дурного вина, – опять меланхолично, словно о какой-то безделице сказал Теодор Иоганн, глядя куда-то в сторону.

– Дурного вина? – переспросил Волков.

– Да, кажется, вино было кислым, – кивнул граф.

– Я хочу видеть графиню, – отрезал кавалер.

– Она больна, – отвечал Теодор Иоганн. – Да и спит, наверное.

– Я хочу видеть графиню, – твердо повторил Волков.

– Вы же не пойдете в замок один, – с ухмылкой заметил молодой граф. – Вы ведь потащите за собой все свое войско. Вы переполошите весь замок.

– Так пусть она сама выйдет сюда.

– Говорю же вам: она больна, лежит в постели! – Граф уже повысил голос.

– Так распорядитесь нести ее сюда вместе с постелью! – Волков тоже повысил голос.

Лицо молодого графа скривилось от неприязни, и он, чуть повернув голову, велел одному из своих приближенных:

– Георг, соблаговолите сообщить графине, что ее ждет брат, и если она сочтет нужным, то пусть придет.

Приближенный сразу повернул коня и поехал к воротам. А пока граф не уехал сам, Волков тоже распорядился:

– Бертье, друг мой, возьмите двадцать людей и десять стрелков, станьте, пожалуйста, у ворот, а то не ровен час они захлопнутся у нас перед носом.

– Как пожелаете, кавалер, – откликнулся ротмистр и тут же закричал: – Сержант Леден, за мной, к воротам! Хилли, дай ему в помощь десять стрелков.

– А вы, граф, – продолжал Волков теперь уже весьма учтиво, – соблаговолите побыть со мной.

– Что? Зачем это?

– Затем, что я хочу увидать свою сестру живой, – отвечал кавалер спокойно. – И пока я свою сестру не увижу, будете вы при мне, здесь.

Граф замер в седле, уставившись на кавалера с нескрываемой ненавистью. Но Волков не отвел глаз, он повторял про себя слова епископа: «Главное, не делайте глупостей». Но все-таки малую глупость он совершил, не сдержавшись, сказал:

– Молите Господа, чтобы я увидал свою сестру живой, иначе вы и в титул вступить не успеете.

Граф, высокомерно дернув подбородком, отвернулся, ничего ему не отвечал.

Так они и ждали, сидя на конях, совсем рядом, но не глядя друг на друга и не разговаривая друг с другом. Ждали долго, Волков уже начал думать, что стоит, может, и поторопить людишек графа, но тут из ворот замка вышла какая-то баба. Нет, то не его красавица Брунхильда. Баба весьма крупная, платье на ней огромное. И не поклонись ей Бертье, который был у ворот, Волков подумал бы, что это какая-то вовсе неизвестная ему женщина. Она шла осторожно по раскисшей от теплого ветра дороге, шла вразвалку и поддерживала большой живот. И это была именно Брунхильда. Она сильно, сильно поменялась, с тех пор как кавалер ее видел. Ни слуги, ни служанки с ней не было. Это с графиней-то. Во всем замке не нашлось слуги, чтобы поддержал беременную жену графа, когда та ступала по скользкой дороге.

Первым додумался фон Клаузевиц, он пришпорил коня и быстро поехал к ней, соскочил возле Брунхильды наземь, стянул с себя плащ и накинул ей на плечи: она же и вправду была в одном платье. Затем молодой рыцарь протянул ей руку, как положено, в перчатке и через плащ, чтобы женщина могла на нее опереться. Там и Максимилиан подъехал, тоже стал помогать. Вместе они довели графиню до кавалера и графа. Она сразу кинулась к Волкову, стала руку ему целовать, едва он перчатку успел снять. Он тоже с коня склонился и поцеловал ее, а Брунхильда и говорит:

– Слава богу, услыхал мои молитвы Господь, прислал вас. Уже не думала, что увижу свет! – Она поглядела на графа с ненавистью. – Родственнички меня заперли в спальне, ни доктора, ни слуг ко мне не допускали со вчерашнего. Думали, что помру я. Надеялись. Не явись вы в такую рань, так они поняли бы днем, что недотравили меня, так удавили бы. До вечера бы я не дожила.

Волков взглянул на графа. Лицо того оставалось абсолютно спокойно, бесстрастно. На все упреки ему было плевать; что там бормочет эта пузатая баба, он граф и родственник курфюрста.

– Дорогой родственник, надеюсь, я вам больше не нужен? – все так же хладнокровно спросил граф у Волкова.

– Нет, граф, – отвечал кавалер, едва сдерживаясь. – А вы, сестра, поедете со мной в Эшбахт.