Плохая война

Обряд провел сам епископ, он с делом не тянул, к чему мучить новобрачных. Отчитал быстро и благословил юную пару, предварительно немного поговорив с невестой, успокоив ее и сообщив, что Дева Мария рада за девочку и будет ей покровительствовать. А потом побеседовал и с женихом, и на этом закончил обряд. А господин Кёршнер, уже изрядно с утра выпив, прослезился и пошел к Волкову обниматься. Волков, хоть и был абсолютно трезв, при всех прямо в соборе его обнимал и называл родственником. Также он был ласков и с госпожой Кларой Кёршнер. А вот Элеонора Августа фон Эшбахт держалась не так радушно: ее мутило всю службу, и обниматься с новыми родственниками она не собиралась, а лишь улыбалась насилу. После все стали садиться в кареты: хоть до ратуши недалеко, протискиваться сквозь толпы народа, что заполонили все улицы, ни у кого желания не было. Да и сесть в карету, что подъехала к воротам кафедрального собора, и то нелегко. На площади народу собралось огромное количество, тут же и пряники свадебные, и свадебные хлебцы раздавали. А еще путь для карет через толпу проложить надо. В общем, работы для стражи было много.

* * *

В городе не сыскать здания больше, чем ратуша, поэтому пир решили проводить там, а не в дворце Кёршнеров. В трех каминах ратуши горело столь много дерева, что даже в огромном продуваемом сквозняками зале была такая жара, что в шубе сидеть совсем невозможно. И кажется, от жары господин Кёршнер еще больше стал пьян и к тому же слезлив. И немудрено, сбылись его мечты и мечты его отца: справа от него сидел знаменитый воин с женой, причем жена воина была дочерью графа, а слева – сам епископ, а за епископом и первый консул города. Также в зале были все члены совета. Все! Ну, кроме разве что советника Фейлинга, которого на торжестве не желал видеть кавалер.

А завтра день еще должен был начаться схватками и поединками. На выезде из города, у западных ворот, уже сколочена была арена с трибунами, с ложами для нобилитета и стоячими местами для голытьбы. И тридцать – тридцать! – рыцарей и искусных воинов уже расставили свои палатки вокруг, чтобы завтра пешими и конными сражаться за призы турнира. За очень богатые призы турнира, который организован в честь свадьбы сына Кёршнера, в честь внука человека, которого и не во всякий дом пускали. Разве тут не прослезишься? А ведь и вправду, еще его отцу не всякий руку был готов протянуть. А тут вон как все изменилось, все лучшие люди города на его пиру, а послезавтра еще и бал будет. Ну как же тут не прослезиться от счастья? Как не выпить богатому купцу?

И не только купец радовался свадьбе. Волков тоже был доволен. Все – ну, почти все – знатные и влиятельные люди города подходили его поздравлять, скорее его, чем новобрачных, хотя подарки, конечно, дарили им. Но почтение выказывали все-таки ему. Среди собравшихся были все те люди, что давали ему золото в долг, и ни один из них не справился об отдаче долга. Конечно, кавалер уже уплатил текущие проценты, которые оказались весьма существенны. Но приличная сумма, почти тысяча золотых, так и лежала в его сундуке – это был его неприкосновенный запас. И про нее никто у него не спросил. Он сидел и в который раз слушал с благообразной улыбкой тост толстяка купца о счастье, что тот испытывает, беря к себе в семью столь приятную юную особу из столь славной фамилии.

Так и пребывая в хмельном благодушии, слушая похвалы в свой адрес, кавалер абсолютно случайно увидал, что в зал вошел старый солдат в забрызганных грязью сапогах. Волков знал его в лицо – это был человек из роты Бертье. Стража на дверях даже не посмела его спросить о чем-либо. Солдат вошел в жарко натопленный зал, стянул с головы каль, вытер им лицо и принялся оглядываться по сторонам. У кавалера и хмель стал выветриваться понемногу. Волков отставил кубок, что держал в руке, и купца больше не слышал, кавалер уже знал, кого ищут глаза солдата. Да кого он еще тут мог искать, ну не своего же ротмистра. Не для того он проскакал столько, чтобы принести весть пустяковую. «Нет-нет-нет, горцы не могли так скоро собрать следующее войско. Не могли. Хотя… С них станется. Неужели вести из форта, от сержанта Жанзуана?» Конечно, и быть по-другому не могло.

Солдат нашел кавалера глазами и сразу решительным шагом двинулся, обходя столы, чтобы подойти к кавалеру сзади. Волков, трезвея с каждым его шагом, ждал, не отводя от солдата взгляда. А в зале стоял шум. Прислужники главного виночерпия у стены деревянными молотами ломали дно очередной винной бочки. Меж десятков столов поварята носили и носили огромные подносы с великолепными блюдами, от которых еще шел пар. Гости были веселы, все болтали и кричали хмельно, дамы раскраснелись от вина и жары, стали снимать шарфы, обнажая прекрасные шеи и плечи, а незамужние так и вовсе волосы распускать принялись, а тут еще и музыка стала играть. Да, это был отличный пир, вот только рыцарь божий уже знал, что праздник для него закончен, хотя и не представлял еще, что его ждет.