Плохая война

– Я бы и сам что-нибудь придумал. Во всяком случае, лично ко мне у Бурмайера претензий не было, – фыркнул итальянец, – надеюсь, у Вас хватило ума взять с герцога обещание в случае их победы объявить Вас своим личным пленником? Швейцарцы убили бы Вас сразу, а Бурмайер еще бы и помучил перед смертью.

– Ничего я с него не взял. Он же благородный человек, если ему удастся захватить меня, он поступит так же, как я с ним и не будет стеснять меня дополнительными требованиями.

Кондотьер рассмеялся. Макс обиженно опустил голову на стол и сделал вид, что уснул. Получилось очень правдоподобно. Оберст продолжил.

– На то, что есть ещё такой ценный заложник, как графиня де Круа, Бурмайер, не подумав, ответил, что за эту… хм… нехорошую женщину, из-за которой погиб его сын, он не только не даст ни талера, но и сам её как следует… хм… накажет, когда возьмет город. Этим ответом он опрометчиво лишил себя возможности за весьма скромный выкуп получить её прямо сейчас и претворить в жизнь все свои пожелания по её наказанию. Одно дело выдать противнику за выкуп его родственника или союзника, совсем другое – захватить и продать представительницу знатного рода, поддерживающего нейтралитет.

– Тогда надо сказать графине де Круа, чтобы она отправлялась домой, или куда захочет, лишь бы подальше отсюда, – Макс немножко поднял голову даже попытался открыть глаза. Оказалось, что ночью намного легче опустить голову, чем поднять, а каждое веко непостижимым образом становится тяжелее всей головы.

– Скажу, – согласился оберст.

– Стоп, – Себастьян поднял руку, – Вы сказали им, что Антуан погиб? Насколько я понимаю, герцог не мог быть в этом уверенным полностью.

– Сказал. А какие могли быть варианты?

– Варианты? Нет, вы, немцы, совершенно не способны вести переговоры! Лучшим вариантом было бы рассказать мне все ваши новости и устраниться от переговорного процесса. Мы бы сказали, что Антуан ранен и на недельку останется заложником, а они пусть переправляются где-нибудь в другом месте.

– А потом?

– Потом сказали бы, что он умер от ран и похоронен в Швайнштадте.

– Но Бурмайер все равно бы узнал правду!

– Потом это бы было уже неважно. Прошло бы достаточно времени, чтобы или он погиб или мы бы погибли, или война бы закончилась. Конечно, он бы захотел нашей смерти, что с того? Сейчас, Вашими стараниями, у него к нам как раз такое отношение.

– Это же не по-рыцарски! – возмутился Макс, видя, как фон Хансберг всерьёз задумался над ответом.

– Молодой человек, – Себастьян сморщился, как зубной боли, – откуда Вам-то знать, что по-рыцарски, а что не очень? Вы давно посвящены в рыцари? Что Вы читали о рыцарском духе?

Макс смутился и не стал спорить. Оберст продолжил.

– Тела убитых мы, как предложил бургомистр, оставляем в церкви…

– Подождите, у меня есть еще вопросы, – перебил его итальянец, – а что мы решили с нашей заложницей?

– Я ведь уже говорил. Она не связана с нашими врагами, поэтому у нас нет оснований удерживать ее как заложницу.

– Надо выдать ее Бурмайеру, а взамен сторговаться на что-нибудь полезное.

– Вот это точно совсем не по-рыцарски, – тихо сказал Максимилиан.

– Так что Вы там читали о рыцарском духе? – парировал Себастьян.

Макс покраснел и снова притворился спящим.

– Мы не будем заниматься похищением женщин для перепродажи нашим врагам, – продолжил оберст, – А Вас, сеньор Сфорца, Бурмайер лично хотел бы встретить при штурме. Я сказал, что Вы будете на правом фланге.

– Как именно он выразился? – поинтересовался Себастьян.

– Это было обещание непременно переправиться, отыскать Вас в этом мерзком городе, где бы Вы ни были и теперь уж обязательно убить.

– Почему не меня? – удивленно проворчал Максимилиан, уже не утруждая себя ни поднятием головы ни открыванием глаз.

– Что он сказал про Вас, мой юный друг, я даже не берусь передать, – оберст улыбнулся, – в любом случае Вам придется применить на практике все, чему Вы успели научиться в последние несколько дней.

– Зато сеньор Сфорца сможет лично взять в плен герцога и потребовать с него каких угодно гарантий, бееее, – Макс поднял голову, повернулся к итальянцу и показал ему язык.

– Вот это точно не по-рыцарски, – прокомментировал кондотьер.

– Бееее, – повторил Максимилиан, – я вспомнил, что рыцарю достойно быть похожим на льва или на ягненка.

Фон Хансберг рассмеялся. Макс снова притворился спящим, а Себастьян не стал его будить, чтобы не услышать какую-нибудь свежую мысль о рыцарстве.

Не буду пересказывать сведущему читателю очевидное, а несведущему попусту пудрить мозги особенностями средневековой обороны. Совещание продолжалось ещё почти час, но результат был практически полностью предсказуем. Вот так его выразил оберст: