Плохая война

- Макс, мои драгоценности стоят намного больше четырех тысяч. Я отдам их тебе, и мы спасены! Не думай больше об этом, скажи, что мы будем делать дальше?

- Дальше? Мы?

Шарлотта, едва успев подняться с кресла, упала обратно и зарыдала.

Макс сел на пол и обнял её ноги, лихорадочно пытаясь найти ответ на последний вопрос. А вопрос-то оказался вовсе не такой простой, как думала (или не думала) Шарлотта. Во-первых, по всему выходило, что он её обесчестил, причём, неоднократно, и в том числе, как выразился бы юрист, "противоестественными способами". Будучи порядочным человеком (в этом Максимилиан пока что не сомневался), он должен был жениться на "несчастной девушке". Во-вторых, учитывая изменившиеся обстоятельства, потерпевшая теперь, вместо того, чтобы пожаловаться лично Господу, может, не отвлекая его подобной мелочью, поискать правосудия у светских властей до Императора включительно или обратиться, например, к Папе, благо титул позволяет. Вступать в игру на правовом поле, будучи безусловно виновным, да ещё и имея намного более низкое положение в обществе, отягощенное пустым кошельком, было бы безумием.

Но ведь можно и не вступать, шепнул в левое ухо сам черт. Жертва "злых швейцарцев" – одной больше, одной меньше. Маркусу из Кёльна и не такое сходило с рук.

Нет, так не пойдёт, увещевала проснувшаяся совесть. Жалко. Она же ничего настолько плохого не сделала. А ещё у неё такие красивые ноги, такая нежная шёлковая кожа, такие... Стоп, надо думать по существу. А может быть, и правда, предложить ей руку и сердце? Все равно ведь, когда-нибудь придется жениться, и не на вдове ландскнехта, а на благородной даме. А если она откажет? Она же графиня, а он младший сын провинциального барона…

Да пусть только попробует отказать! И вообще, сложные мыслительные процессы вредны для душевного здоровья благородного человека. "Эта женщина должна принадлежать мне, а думает пусть бургомистр, в его возрасте все равно больше делать нечего" - подводя итог, решил Макс и собрался поцеловать руку Шарлотты, но, повернувшись, обнаружил, что нижний край её платья уже каким-то образом оказался выше колен, поэтому с не меньшим удовольствием поцеловал стройную ножку, ещё немного отодвинув платье.

Шарлотта перестала плакать, запустила пальцы Максу в волосы и прижала к себе его голову.

- От имени города я вас поздравляю. Вы намерены устроить свадьбу здесь, - бургомистр повернулся сначала к Шарлотте, потом к Максу, выбирая кому адресовать вопрос, - Ваши светлости?

- Да. Завтра, - ответил Максимилиан. Шарлотта удивленно посмотрела на него, но возражать не стала, хотя было видно, что она первый раз слышит и про "здесь" и про "завтра".

- Осмелюсь спросить, вам удалось изыскать средства, чтобы договориться со швейцарцами? Учитывая, что вам придется немало им заплатить, город, который я представляю, согласен взять на себя часть расходов. Разумеется, в расчете на вашу благодарность, - герр Вурст низко поклонился.

- Я внесу все четыре тысячи - недовольно воскликнула Шарлотта - а ваш городишко пусть довольствуется тем, что эти разбойники не разнесут его до основания! И никаких снижений налогов!

- Наш скромный город будет весьма благодарен за этот благородный поступок - бургомистр почтительно поклонился.

Часом позже появились представители швейцарцев. Макс, увидев эту парочку, с трудом сдержал улыбку. Номер один - толстяк в черно-красном фальтроке, снятом с покойного фон Хансберга. Широкое жизнерадостное лицо, хотя под глазами мешки от бессонной ночи. Фальтрок явно длинноват, по длине подколот булавками. Солидное брюшко. Из-под коротких рукавов черного бархата торчат манжеты потертой походной куртки, левый испачкан в муке, правый - с большим жирным пятном. На левой ноге - чулок, на правой - туфля на босу ногу, а голень замотана небрежной повязкой. Пахло от толстяка не железом и кровью, а булочками с корицей.

Второй парламентер походил на первого разве что нескрываемой усталостью, а в остальном являлся его полной противоположностью. Тощий священник в потёртой сутане, который старался стоять прямо, но невольно сгибался вправо и временами неосознанно держался за живот.

Бык и Патер удивленно переглянулись, увидев, кто будет их новым нанимателем. Женщина, выглядевшая как графиня, по-видимому и была графиней, но молодой человек рядом с ней на будущего графа, как представил его бургомистр, никак не походил, ни по возрасту, ни по одежде. Как максимум, можно было принять его за барона, со спины и в темноте. Патер тяжко вздохнул, обратив внимание на довольную улыбку Её Светлости. Бык фыркнул в кулак, увидев засос не шее "Его Светлости".

Кто это вообще такие, задавались вопросом швейцарцы. Кто из них, женщина или парень, смог так грамотно выстроить оборону? Кто из них мог бы командовать парой сотен ландскнехтов? И кто из них мог бы командовать итальянцами? Где тот высокий рыцарь, который почти в одиночку отбивал атаки с северной улицы, одним ударом убил Полпаттона, вторым тут же сразил неслабого доппельсолднера, а третьим посадил на задницу Быка?