Плохие девочки не плачут. Книга 3 (СИ)

Я успеваю сделать несколько шагов, пока Стас болтает. А после снова застываю, ожидаю ответную реакцию. Однако никакой реакции нет.

Может, у моего бывшего поехала крыша? Сдали нервы, вполне закономерно. Может, он реально сам с собой дискуссию ведет?

— А знаешь, я не стану больше лгать, — продолжает Стас. — Я бы ничего не стал менять. Ну, кроме одного момента.

Резкий скрип заставляет содрогнуться. Кажется, будто деревянный табурет скользит о камень. Или не кажется?

Невольно подаюсь вперед.

— Я мог заработать миллион долларов. В ту ночь. Я упустил главный куш. До сих пор жалею. Не про деньги.

Господи. Боже мой.

Надеюсь, он действительно обращается в пустоту.

— Я бы мечтал взять ее. Хоть раз. Сделать своей. По-настоящему. Заставить простонать. Заставить закричать. Заставить забыть. Обо всем. Об этом долбаном мире. О тебе.

Хватит.

— Да только у меня не было ни единого шанса.

Заткнись.

— Я мог коснуться ее. Мог обнять. Дотронуться до губ. Прижать крепко. Повалить на кровать, подмять под себя, целовать часами. Но я не чувствовал ничего. От нее. Она оставалась далеко. Вроде и рядом. Совсем близко. Но не со мной.

Умоляю, остановись.

— Я бы отдал за нее жизнь, — смеется. — А я и отдал. Жаль, не свою. Сестры. Хотя это не поздно исправить, ведь так?

Идиот.

Срываюсь и бегу. Забываю обо всех предосторожностях. Больше тянуть нельзя, еще немного и спасать будет некого.

— Я знал, что ты придешь, — от этого хриплого голоса моя разгоряченная кожа враз покрывается инеем.

Глава 20.2

Замерзаю изнутри, застываю в миллиметре от последнего поворота. Вжимаюсь в стену, не отваживаюсь шагнуть вперед. Даже моя тень не смеет преступить черту, тонет в темноте.

— Я настолько предсказуем? — спрашивает Стас.

— Делай ход.

— Зачем? — отмахивается. — Какой в этом смысл?

— Попробуй победить.

— Ты все равно меня убьешь.

— Смерть от моей руки еще надо заслужить.

— Хорошо. Притворюсь, будто поверил. Так чего ты хочешь?

— Я хочу закончить нашу партию.

Даю руку. Даю голову.

На отсечение.

Он знает, что я здесь.

Чует, чувствует.

Он обращается ко мне.

— Ладно, держи, — заявляет Стас.

Очень характерный звук.

Фигура скользит по шахматной доске.

— Учти, я не намерен сдаваться. Это может затянуться до бесконечности.

Неужели действительно играют?

Просто играют?

— Нет, не может.

Легкий скрежет, дерево опять царапает камень.

Очередной ход звучит будто приговор.

— Шах и мат.

— Что, — бормочет Стас. — Как…

— Ты молодец. Неплохо себя проявил. В среднем я выигрываю за девять ходов. В данном случае потребовалось двенадцать. Прекрасный результат. Поздравляю.

— Давай повторим, — произносит отрывисто. — Давай новую партию. Это же слишком быстро и скучно. Никакого азарта.

— Тебе не на что играть.

— Я найду.

— Твоя жизнь в моих руках.

— Не самая удачная ставка, — хмыкает. — Спорим, придумаю получше?

— Не стоит унижаться и портить впечатление мольбами.

— Я просто хочу повеселиться напоследок.

— Мы повеселимся.

Кровь стынет в жилах. От его елейного тона. Прежде ровно и четко. Безразлично, без эмоций. А теперь обманчиво-мягко, как обещание самой сладкой сказки.

Все туже затягивается вокруг шеи удавка.

— Ну, да, представляю, — говорит Стас. — Притащить кого-то в пыточную, заставить играть на собственную жизнь. Наверное, такое для тебя в порядке вещей. Особенно когда рядом куча охраны. Сам ты вряд ли оказывался по ту сторону.

— Если это облегчит твою участь, можешь считать меня трусом.

— Спасибо. Даже не ожидал подобной милости.

— Я знал, что ты придешь, — его голос как удар кнута прямо вдоль позвоночника. — Но не ожидал, что будешь дрожать и жаться за стеной.

— Чего? — спрашивает Стас. — Ты сейчас о чем?

— Я обращаюсь к твоему ангелу-хранителю.

— Не…

— Как и несколько минут назад.

— Я не понимаю.

— Обернись и посмотри на единственную причину, по которой ты до сих пор жив.

Время вышло.

Пора, брат. Пора.

С вещами на выход.

Кто-нибудь. Заметьте меня. Услышьте меня. Вызовите 911. Самостоятельно не смогу. Не справлюсь. В затхлых подземельях этого особняка паршиво ловит мобильная связь.

Я не тяну на Зену принцессу-воина, загартовану в полум’ї битви. Я даже на бюджетную версию Лары Крофт не вытягиваю. Приятно познакомиться. Лора Подольская. Не своя и не чужая. Отчаянная психопатка. Печально известная заложница собственного образа.

— Отпусти его, — говорю, покидая темноту.

Мой голос тих и надтреснут. Тает как высохший хворост в погребальном костре. Но кажется оглушительно громким в пронзительной, гробовой тишине.

— Отпусти, — повторяю твердо, прибавляю: — Пожалуйста.

Держу спину прямо. Держу пистолет за спиной. Не чувствую ничего кроме знобящей дрожи пульса под кожей.

Я выхожу как на сцену, однако мне давно уже не до игры. Не до шуток и не до смеха. Не до чего вообще. Выжить бы. Выкарабкаться. Ухватиться за острую грань. И хоть бы даже оцарапавшись, выбраться на поверхность.

Впереди маячит черно-белый эскиз. Измятая, искалеченная гравюра. Рванные, дерганные линии формируют единую картину. Как смазанные штрихи, выведенные рукой безумного художника, расплываются, ускользают от сознания, но сливаются в одно полотно.