Плохие девочки не плачут. Книга 3 (СИ)

Я глотаю рвущийся на волю вопль. Затихаю. Моментально. Не осмеливаюсь бунтовать. Я сдаюсь.

Язык скользит по свежей ране, собирает алые капли.

Больше нет иллюзий.

Больше нет ничего.

Это не попытка загладить вину.

Ему просто вкусно.

Он с шумом втягивает воздух. Отступает. Но только чтобы взять меня гораздо более извращенным способом.

Его палец проникает в меня. Проскальзывает между ягодицами. Входит вглубь, не встречая сопротивления.

Я замираю. Обмираю. От шока.

Разряд электрического тока пробегает вдоль позвоночника.

Еще и еще.

Еще один палец.

Еще одно движение.

Толчок за толчком.

Я кричу. Дико и надрывно. Не жалею собственный голос, забываю бояться, рушу магию звукоизоляции.

Я вырываюсь. Извиваюсь. Я впадаю в неистовство. В отчаяние. Я отдаюсь голым рефлексам.

Я под могильной плитой. Лихорадочно молочу кулаками по камню, стесываю костяшки. Я не приближаюсь к спасению. Я в закрытом гробу. И выбираться отсюда некуда.

Ночной кошмар оживает наяву.

— Сука, — хриплый голос врезается в горло как колючая проволока. — Так и просишься на член.

— Нет, — судорожно выдыхаю. — Не надо.

Бряцает пряжка ремня.

Сглатываю. Отлично понимаю, что мне обещает этот звенящий звук. Начинаю вырываться с новой силой, обретаю второе дыхание. Пытаюсь перевернуться, извернуться, хоть слегка изменить невыгодное положение. Пробую освободиться.

Шорох ткани.

Огромный член прижимается к лону. По телу разливается кипяток. Стальная твердость вынуждает содрогнуться и затрепетать.

Я цепенею.

Опять.

Битва проиграна.

Но не война.

Не война.

Я хочу убедить саму себя.

Надежда есть.

Даже здесь.

За вратами ада.

— Привыкай, — холодно бросает фон Вейганд.

Продолжает брать меня.

Грубо. Жестко.

Пальцами.

Больше боли.

Больше.

С каждым движением.

Его член становится все тверже.

— Я растяну твою тугую задницу, — жарко шепчет на ухо фон Вейганд. — Растрахаю. Я буду брать тебя только так.

— Пожалуйста, — бормочу одними губами. — Нет.

— А ты мне поможешь, — продолжает с насмешкой. — Будешь разрабатывать свое самое ценное отверстие.

— Что…

— Это достаточно просто.

— Я…

— Разминаешь пальцами, — намеренно усиливает давление и ритм, заставляя заскулить. — А потом вводишь пробку.

— П-пробку? — сдавленно всхлипываю.

— Анальную пробку, — уточняет издевательски.

Медленно и методично имеет меня.

В задницу.

В голову.

— Ты не… ты н-не серьезно? — спрашиваю сбивчиво.

— Тебе понравится, — произносит елейным тоном. — Тут главное распробовать.

— Нет, — бормочу лихорадочно. — Я не стану этого делать.

— Ты сделаешь все, — обещает холодно. — Будешь ползать на коленях и умолять, чтобы я вогнал в твой зад поглубже.

— Нет, нет, — повторяю как заведенная. — Никогда.

Фон Вейганд проводит языком по следам, которые оставили его зубы, слизывает вновь проступившую кровь.

— Валяй, — его выдох в мою макушку будто выстрел в упор. — Только помни. За любую твою ошибку расплатится кто-нибудь другой.

— Кто? — роняю, с трудом разлепив губы.

— Кто угодно.

— Я не…

— Кто тебе особенно дорог?

Тишина.

Тошнота подкатывает к горлу.

Хлюпающие звуки. Гадкие. Мерзкие. Отвратные. Пробуждающие гадливость, прошибающие до липкого, холодного пота.

Во что превратились наши отношения?

Мне жутко.

— Ты все сводишь к сексу, — говорю я. — Не знаю, что хуже: заталкивать анальную пробку в задницу или угрожать расправой моим близким людям. Это низко. Грязно. И это… это не твой уровень.

— Точно, — соглашается он.

И прижимается плотнее, трется о лоно возбужденным членом, не прекращает брать мое тело пальцами. Толкается вперед, принуждает содрогнуться раз за разом, пробуждает тягучие спазмы.

— Это твой уровень, — холодно произносит фон Вейганд. — Моя подстилка. Бл*дь в ожидании х*я.

Нет. Не могу поверить, что он и правда такое говорит. Не могу.

Дергаюсь как ошпаренная.

Я не спасаю положение.

Я усугубляю.

Не вырываюсь, не освобождаюсь даже на миллиметр. Закапываю себя глубже. Прильнув плотнее к горячему твердому члену. Я будто сама насаживаюсь на нож. Нанизываю лоно на раскаленную сталь.

— Нет, — всхлипываю.

— Да, — бросает ядовито.

Он не проникает в меня. Не пользуется тем, что так безрассудно и щедро предложено. Не наваливается сверху, не вгоняет член до упора.

Он отстраняется. Но пальцы не убирает.

— Я не… — пытаюсь заговорить.

— Ты течешь.

Этот вердикт будто обдает льдом.

Замираю. Замолкаю. Застываю.

Нужно дыхание на ответ.

Но дыхания не хватает.

Дыхания нет.

— Голодная п*зда, — насмешливо заключает фон Вейганд. — Ты жаждешь жесткого траха.

— Нет! — восклицаю запальчиво, рефлекторно дергаюсь, умоляю: — Прекрати, пожалуйста. Прошу тебя. Хватит уже. Остановись.

Он толкается вперед. Грубо. Мощно. Вдавливает в постель. Вминает. Дает ощутить свой жаркий напор сполна. Везде и сразу.

— Ты такая мокрая, — его горячий шепот ласкает яремную вену. — Я решил, ты обмочилась от страха. Но нет, ты просто очень скучала.

Его пальцы таранят без жалости.

Резко. Жестко.

Вынуждают стонать и кричать.

Вынуждают наплевать на гордость.

Я уже не знаю чего здесь больше.

Ужаса. Боли. Желания.

Низ живота обжигает судорога.

— Давай, скажи, что ты меня не хочешь, — с издевкой заявляет фон Вейганд.

Голодная дрожь.

Капли пота по голой спине.

Так близко.