Плохие мужчины

Саймона в кухне не было. Сэффи стояла у открытого холодильника, и Джон с порога рассмотрел содержимое морозилки. Немудрено, что его спасительница исходила криком. Ему уже приходилось такое видеть.

Внутри лежала отрезанная голова.

44

Полностью историю Джон услышал лишь после операции. Мизинец вновь занял законное место, голова и горло болели от анестезии. Его перевели в обычную палату; больница была не та, из которой он сбежал от полиции. В этой, по иронии судьбы, Джон уже лежал после ножевого ранения, только на этот раз у его кровати сидела Сэффи.

Прикроватная тумбочка ломилась от всяких вкусностей: виноград, шоколад, минеральная вода «Эвиан», энергетик и даже пронесенная тайком фляжка с виски «Бен Невис»! «Когда еще выпить, если не после того, как серийный убийца отрезал тебе палец», – так безапелляционно заявила Сэффи.

Она успела переодеться и теперь благоухала чистыми, сладковатыми запахами. Прекрасна была как никогда, невзирая на фиолетовые отметины на горле. Пока Атертон записывал предварительные показания, Сэффи держала Джона за руку. Судя по поведению детектива, больше его в убийстве не подозревали.

– В морозилке лежала голова Фандуччи, – подтвердил Атертон. – Туда же Симонс сложил и отрубленные руки. Кстати, он оставил нам полный отчет о своих преступлениях – все данные содержатся в сценарии подкаста. Итого убито восемнадцать престарелых граждан. Мы нашли тайник с ядом и трофеями, которые преступник забирал у своих жертв.

Джон поймал себя на мысли: ему вовсе не хочется знать, что именно находилось в тайнике.

– Он завел на вас целое досье, – продолжал инспектор. – Собрал кучу газетных вырезок, посвященных аресту Сирила Уолкера. Еще мы обнаружили среди его вещей ноутбук вашего агента – Эдит Мейфэр.

– Оказалось, что вы правы, – вздохнул Джон. – Моя работа действительно вдохновляла убийцу.

– Не смей так говорить, – заявила Сэффи, сжав его руку.

Она до сих пор похрипывала – и неудивительно: Саймон едва ее не задушил. Джон находил эту хрипотцу сексуальной – ничего не мог с собой поделать.

– Никто не может нести ответственность за совершенные Саймоном преступления. Не будь твоего подкаста – ничего не изменилось бы. Он был плохим парнем, не ты.

– Дебютировал он двенадцать лет назад, – подтвердил Атертон, – задолго до того, как услышал о вашей программе. Нам еще предстоит покопаться в этом деле, однако уже сейчас можно сказать, что практически все убийства были признаны случаями естественной смерти.

Джон не считал себя глупцом и прекрасно понимал: инспектор предлагает ему своеобразную сделку, утверждая: дескать, его подкаст вовсе не поощрял Саймона. Рассчитывал, что Джон в качестве ответного жеста не будет винить полицию в том, что она двенадцать лет не замечала серийного убийцу у себя под носом.

– Была ли в сценарии глава об убийстве Фандуччи? – поинтересовалась Сэффи.

– Нет. Симонс во всех подробностях описал отравления, но о Фандуччи не сказал ни слова. Знаете, чем завершается его писанина? «Я позволю Джонатану рассказать о том, как привлекал его внимание». Понятно, что он имел в виду.

– Пытался добиться театрального эффекта, – заметил Джон.

– А меня еще называют актрисой погорелого театра, – хмыкнула Сэффи. – Да я этому типу в подметки не гожусь.

Атертон встал и сделал шаг к двери, затем в нерешительности остановился и сунул руки в карманы куртки.

– Фактически вы поймали за меня двоих серийных убийц, – неохотно сказал он. – Может, встретимся, выпьем пива, когда поправитесь?

– Не откажусь, – улыбнулся Джон.

Эпилог

Наверняка все помнят летучую фразу: за каждым великим мужчиной стоит великая женщина. Наша история расширяет ее смысл. За каждым мужчиной, независимо от его заслуг, стоит самая обычная женщина, которая трудится в поте лица, чтобы его идеи работали. Правда, ей не перепадает ни капли славы – все достается мужчине.

И тем не менее… В данном случае я получила отличные дивиденды. Единственная ложка дегтя – прогулки с собакой теперь на мне, пока Джон не оправится после операции.

Впрочем, все не так уж и плохо. Девочка меня не особенно любит, но тем не менее позволяет выгуливать себя в Кенсингтонских садах – пользуется возможностью обнюхать задницы всем паршивым лондонским шавкам. У нас с ней негласная договоренность: я не лезу к ней с ласками, она терпит мои монологи.

Хорошая сделка. Слушать Девочка умеет прекрасно, а мне есть что сказать. Конечно, хотелось бы поговорить с Джоном, однако приходится делиться сокровенными мыслями с собакой – она в любом случае никому не разболтает.

– Пожалуй, Джон сочтет свою спасительницу по крайней мере странной, если рассказать, как меня возбудило его перемазанное кровью лицо? – обращаюсь я к Девочке.

Та с наслаждением описывает круги у особо вонючего куста на одной из самых безлюдных дорожек Кенсингтонских садов и на мои слова не обращает ни малейшего внимания.