Плохие слова

— Не важно, — прошептала она. — Но только так, чтобы не готовить. Я не хочу больше ничего варить или жарить. Я хочу только одного…

— Пельменей?

— Пожалуйста, нет. Чего-нибудь… совсем простого.

И тогда он решительно подозвал к себе неряшливую толстую продавщицу и сказал:

— Дайте нам, пожалуйста, четыре килограмма какой-нибудь колбасы и хлеба на все остальные деньги.

— На какие такие остальные деньги? — с подозрением спросила неряшливая толстая продавщица.

— Всего на двести сорок рублей. С мелочью.

Продавщица пробежала пальцами по калькулятору и объявила:

— Хлеба получается одиннадцать батонов. Берете?

Он в отчаянии посмотрел на нее, и тогда она пришла ему на помощь:

— Нет. Дайте нам восемь батонов, а на остальные деньги колбасы.

Продавщица плюхнула на весы два увесистых розовых цилиндра, подложила еще маленький кусочек и подала хлеб.

— На двести сорок ровно. Пакет нужен?

— Да, пожалуйста.

— Тогда получается как раз на двести сорок с мелочью.

И продавщица, пожевав губами, сложила еду в пакет.

И они, шарахаясь от машин, бережно понесли колбасу, хлеб и свои расплавленные сердца к дому, к забвению и неге, прочь с этой улицы и от всех этих людей.

Признайся, дорогой читатель, не криви душой, ты ведь теперь ждешь, что они умрут?

Ты опасаешься, что в последней строке они окажутся неизлечимо больны и вот-вот наступят их последние сутки?

Или, прожив в этой квартире все до единой свои прошлые и будущие жизни, они взялись за руки и бестелесно-бестрепетно-безвозвратно шагнули с балкона?

Или, на худой конец, опомнились их родные и близкие, вызвали милицию с вертолетами и пожарных с лестницами, вытащили их из-за тяжелых, плотно задернутых штор и распихали по лечебницам?

Нет, дорогой мой друг, все вышло иначе, хотя и не менее грустно.

Оба они были совершенно здоровы, не считая слабого искривления позвоночника у него, скрытой пока еще язвы желудка, подорванного школьными завтраками, у нее и, разумеется, общего на двоих физического и нервного истощения.

Не произошло и самоубийства, они были слишком молоды, слишком хороши и слишком любили именно эту, а не какую-нибудь другую жизнь.

Родные и близкие их также не нашли, хотя и искали целыми днями.

Случилось другое.

К тому времени, когда кончилась вся колбаса, а хлеба оставалось два с половиной батона, они, наконец, подарили друг другу, разделив точно пополам, весь жар и всю нежность. Выпили все сладкие соки и досуха исчерпали колодцы.

Пришел час — и последний оставшийся хлеб покрылся плесенью, и они не захотели больше видеть друг друга ни одной минуты, ни одной секунды и ни одной тысячной миллисекунды.

Тогда, приподнявшись на цыпочки, она широко распахнула тяжелые синие шторы с желтым арабским рисунком и увидела свежую солнечную осень, а он нервно курил на кухне третью подряд сигарету, прикидывая, успели его выпереть из института или еще не успели.

Она ловко надела колготки, юбку и, взглянув еще раз в окно, перебросила через плечо джинсовую куртку и щелкнула дверным ключом, а он ее не удерживал.

Они не виделись больше никогда в жизни.

Падая в любовь — расставайтесь с вашими любимыми.

Гоните их прочь. Дайте им на время уйти. Позвольте им стать немножко сволочами и дурами. Известно много способов продлить любовь.

Это самый простой. Есть и другие, более надежные.

Краткий курс немецкого языка

Багровый от злости прапорщик Баранов бегает взад-вперед по казарме. Прапорщик Баранов почем зря кроет японцев вообще и инструкцию к часам «Касио» в частности. Прапорщик Баранов невысок ростом, коренаст, кривоног и очень подвижен.

Утренний развод.

— Суки узкоглазые! — кричит налитой кровью прапорщик Баранов, потрясая в воздухе часами с металлическим браслетом. — На хрен знает скольких языках инструкция! А по-русски — ни слова! Что мне теперь с этими часами делать? В какое место засунуть? А?!

— Разрешите взглянуть, товарищ прапорщик!

Рядовой Андрей Топорков с трудом узнает собственный голос.

Секунду назад он, вытянув руки по швам в первой шеренге, незаметно щипал себя за ногу и силился окончательно проснуться. Притом что на самом деле хотелось совсем другого: упасть на пол, удариться головой о серую плитку и проснуться дома. А вместо этого какая-то сила дернула его нарушить первую заповедь молодого бойца.

— Ну…

Прапорщик Баранов сует под нос часы. Кулак прапорщика пахнет земляничным мылом.

— Нет, инструкцию…

Прапорщик Баранов достает из кармана коробочку.

Андрей разворачивает сложенную бумажку.

— Вот. Есть инструкция на английском языке. Я могу перевести.

Первая заповедь молодого бойца гласит — не высовывайся; делай то, что делают все; если все жрут дерьмо — не пытайся воротить нос; если не жрет никто, умри, но не становись первым.

— Ишь ты! — Прапорщик Баранов смягчается. — А ну, выйти из строя!

Андрей делает два шага. Зачем? Зачем? Чтобы поспать лишние десять минут?

— Держи часы и дуй в канцелярию! — распоряжается Баранов. — Я сейчас подойду. Только часы не поломай! Голову отверну!

Рота провожает Андрея неодобрительными взглядами. Прогнулся, солобон.

— До обеда управишься?

— Так точно.

— Но смотри. Если сломаешь…