Читаем Плохие слова полностью

Плохие слова

«…все по-прежнему, размеренная караульная служба. Начал немножко изучать немецкий язык. Не хочется совсем уж терять два года. Здесь все-таки есть условия — и немецкие газеты, и телевизор, и даже живые немцы. Нашлись и самоучитель со словарем. Хотя и неполное, но все-таки «погружение в среду». Поэтому в свободное время стараюсь не бездельничать и немножко загружать извилины…»

Bald ist das Schuljahr zu Ende. Der Fruhling ist da. Es ist nicht mehr so kalt, es ist shon warm. Am Morgen ist es nicht mehr dunkel wie im Winter. Die Sonne scheint hell, und wir konnen jetzt in der ersten Stunde ohne licht arbeiten…

Поздно вечером двухсотлитровую бочку грузят на специальную тележку. Все в гражданке, Андрею тоже выданы поношенный тренировочный костюм и ветровка. Бочку везут по очереди. Ташматов открывает ключом запасные ворота. Тут же курит надежный, нестучащий часовой. По части дежурит прапорщик Лудин, в восемь часов был уже смертельно пьян. Все по плану.

Покупатель ждет неподалеку, в овражке. Кяжистый пожилой немец в кулацком картузе. Один из постоянных покупателей.

— Двести литров, как всегда, — пыхтит Фаитов.

— Zwei hundert liter, wie immer, — переводит Андрей.

— Rhein? — спрашивает немец.

— Ja, naturlich, — отвечает Андрей.

Зачем им вообще нужен переводчик? Двести литров — двести марок, семьдесят шестой, чистый, без масла.

Немец откручивает и нюхает пробку. Кивает:

— Rhein.

Фаитов делает знак. Масаев разворачивает сверток.

— И офицерские хромовые сапоги, две пары, по пятьдесят за каждую.

— Und Offiziersstiefel aus bestem Leder, funfzig Mark fur jede Paar.

Немец берет сапоги, переворачивает, высматривает на подошве размер.

— Zu gross.

— Велики…

— Хрен с ним, по сорок, нет, по тридцать пять. Не тащить же их обратно.

По тридцать пять немец берет охотно, отсчитывает деньги.

— Wenn ist die folgende Lieferung?

Что? Лиферунг? Что такое Лиферунг? Когда следующий… следующая… партия, наверное?

— Когда следующая бочка? — помедлив, переводит Андрей.

— Шестнадцатого.

— Am sechzehnten.

— Sсh #246;n.

Немец ловко прилаживает шланг, качает ногой насос. Бензин желтоватой струйкой течет в его бочку, такую же двухсотлитровую, с армейской маркировкой.

— Не проще ли бочки поменять? — предлагает Андрей.

Фаитов смотрит с некоторым удивлением:

— Хе. Логично. Скажи ему, пока немного отлил.

Андрей впадает в ступор. Напрочь вылетели из головы существительное «бочка», глагол «поменять», а также все необходимые случаю предлоги.

Пауза затягивается. Нужно сказать хоть что-нибудь.

Андрей заглядывает в припасенную бумажку.

Огнетушитель — Feuerlosher, — попадается на глаза.

— Wollen Sie ein Feuerlosher kaufen? — наобум спрашивает он.

— Nein, — мотает головой и смеется немец. — Sсh #246;n habe zwei.

Понятное дело, есть у него огнетушитель, даже два. Из пятидесяти штатных огнетушителей в части штук десять осталось, не больше.

— Не хочет меняться, — говорит Андрей. — Эта бочка ему нужна.

— Ну, пусть тогда сам с ней парится. Скажи ему: шестнадцатого, в это же время.

— Am sechzehnten, in dieser Zeit.

Все бочки выкатываются из части в дежурство прапорщика Лудина, в крайнем случае старшего лейтенанта Ивлева.

Немец заканчивает с бензином, жмет всем руки.

— Du sprichst Deutsch ganz gut, — говорит он Андрею. — Student?

— Ja. Danke.

Андрей усмехается. Штудент, штудент. Года через полтора будет вам обратно штудент. А пока — вольный слушатель кирзовых университетов. Но все равно приятно, что немчура похвалил знание языка.

Фаитов пересчитывает и прячет в карман деньги.

— К Хейнцу или на вокзал? — спрашивает Масаев.

— На вокзал. Сегодня пятница. У Хейнца народу может быть много.

В вокзальном буфете двое пьянчуг, больше никого. Гаштетчик кивает Фаитову. Какая ему разница, солдаты это или нет? Главное, как говорил Гребень, не нарваться на своих офицеров.

— Водки и пива возьми, — распоряжается Фаитов и садится за столик. — Себе тоже возьми.

— Драй хундерт водка унд драй гросс бир, битте, — на одном дыхании выпаливает Андрей гаштетчику и тепло вспоминает комиссованного Гребенщикова.

Дома уже, наверное, поросенок. Будет теперь лечить свою грыжу и плевать на немецкий язык.

— Bitte sсh #246;n, drei vodka und drei Bier. Zwei und zwanzig Mark.

— Danke.

Андрей отсчитывает деньги, выгребает из тарелочки сдачу.

Пена шапками нависает над краями высоких стаканов.

— Цивильно, — расслабленно цедит Фаитов.

Кажется, жить можно…

* * *

Дорогие друзья, я еду в Берлин. Я еду не один, а с группой студентов.

Я смотрю в окно автобуса на квадратно подстриженные кусты, цветущие розенбаумы, пробегаю взглядом по готическим вывескам, указателям, рекламным щитам.

Берлин — 35, поворот на Потсдам — 19.

Здесь тоже все изменилось. Единая Германия, опора новой Европы. Карл-Маркс-Штадта давно нет. Хемниц теперь, кажется. Что же, пусть будет Хемниц.

На остановке захожу в придорожное кафе.

— Битте, айн гросс бир…

Гаштетчик чувствует незаконченную восходящую интонацию.

— Und? — чуть задирает он подбородок.

Я улыбаюсь.

Само собой вырывается:

— Унд айн хундерт водка.