– Ну, а я что говорю! Тараканов нет ― уже не всё так плохо. Поверь, мне есть с чем сравнить: мы как-то с Кариной ездили в общагу к знакомому на днюху, а там тараканий оазис. Натурально. Я после четвёртого десятка сбилась на счёте. Свет включишь, а им хоть бы что, и не думают разбегаться. Ещё под ногами так мерзко хрустят, брр. Вот это действительно было гадко.
– Какие хорошие у вас знакомые.
– Да не, ребята-то сами нормальные. Это за общагой не следили: пропшикаешь все углы, а вся мерзость через неделю опять прёт табуном. А приезжим студентам деваться куда? Приходится жить в тех условиях, что есть. Но сами ночевать мы там, конечно, не рискнули. Побрезговали.
Тут не поспоришь. Когда особого выбора нет, сгодится даже такая ночлежка. Всё лучше, чем на улице.
– Тогда не будем травмировать твою утончённую натуру вновь, ― проверяю в глазок, свалила ли соседка. ― Чисто. Наверняка, пасёт, но главное, чтоб не доставала. Пошли.
– Куда?
– Куда-нибудь. Здесь нам делать нечего.
– Думаешь?
– Ещё скажи, что хочешь остаться?
– А почему нет? ― женская сумка с учебниками глухо ставится на тумбочку трельяжа. ― Или сюда разрешено входить только Яне?
Блин. Вот спасибо, баб Зина, удружила.
– Я бы не сказал, что она прям часто сюда захаживает. Но бывало, не отрицаю.
– Значит, ей можно, а мне нельзя?
Вот выдерга. Подловила. Чтобы не ответил ― везде в проигрыше останусь.
– Как скажешь, ― равнодушно отмахиваюсь. ― Можешь не разуваться. Полы тут мылись, и даже в этом году, но побереги носочки. Испачкаешь, ― выгибаю бровь, наблюдая за тем, как Чижова демонстративно игнорирует предложение и стаскивает с себя туфли, босыми пятками встречая старенький паркет.
– Я без них, если не заметил.
– Заметил. Бунтарский дух взыграл?
– Не понимаю, о чём ты. Можно? ― кивают в сторону гостиной-тире-спальни предков. Снова даю отмашку, разрешая. Чего уж. ― Знакомая стенка. И кресло. И торшер. И обои. Надо же! Не, я прям будто реально к бабуле с дедом приехала. Правда в слегка запущенный вариант, конечно… Расслабься,
Эм, это она мне?
– Да я и не напряжён.
– Заметно. Что, неуютно моё присутствие?
– Мне неуютно здесь даже своё присутствие, так что догадайся сама.
– Сочувствую. Плохо, когда нет своего угла. Понимаю, что сравнение неуместное, но я в отеле тоже не чувствую себя как дома. Да, там классно, но… всё же это проходной двор, полный чужих. На двадцатиоднолетие папа вроде как обещает подарить мне квартиру. Тогда, наконец, можно будет спокойно выходить завтракать в пижаме, не боясь наткнуться на какого-нибудь левого мужика в коридоре.
– Нехило. Мои на двадцать один год могут подарить мне разве что заоблачные долги и неизлечимый геморрой, ― открываю оконные створки нараспашку, впуская свежий воздух и иду в дальнюю часть к запертой двери собственной комнаты. Стоит отдать должное, там всё же попрезентабельней, хоть я и никогда не отличался особым рвением убираться. Зато и попоек не устраивал.
Алиса следует за мной с таким видом, будто прогуливается на увлекательной экскурсии. Так внимательно всё рассматривает: будь то обычный календарь на стене или же старый бесполезный хлам на полках.
– Это не очень тактичный вопрос, но… они всегда такими были?
– Кто? Родаки? Всегда. Но пока был мелкий дело ограничивалось компаниями и частыми пьяными посиделками во дворе. Потом компании самоликвидировались, градус повысился, а запои стали продолжительнее.
– Грустно, ― осторожно снимают с верхней полки игрушечный военный вертолёт на радиоуправлении, сдувая с пропеллера пыль. Подарок Норы лет на десять. Рука не поднялась выкинуть. Тем более он вроде как рабочий. Если джойстик найти и батарейки новые вставить.
– Грустно, что я, по сути, результат хреново сработавшего презерватива, ― усмехаюсь, расчищая с компьютерного стула наваленные шмотки, чтобы можно было посадить зад. ― Мать бы сделала аборт, но узнала слишком поздно. Пришлось меня оставить. А вот моей потенциальной сестричке или братишке, уж не знаю, кто бы был, повезло больше ― ему не пришлось рождаться в придурошной семейке, ― пропускаю момент, когда вертолёт ставится на место, а Алиса, обогнув выпирающий угол рабочего стола, подходит ко мне… И молча обнимает, привстав на цыпочки. ― Что, настолько жалко выгляжу? ― вместо ответа ногти зарываются в мои волосы, ласково почёсывая. ― Видимо, да. Но ты продолжай. Это приятно, ― откровенно говоря, само её присутствие приятно и действует умиротворяюще. Хоть и максимально странно. Девушки, подобно ей, смотрятся слишком сюрреалистично в таких декорациях.
– Я ведь так и не поблагодарила тебя, ― тихий голос греет тёплым дыханием щеку и ухо.
– За что?
– За то, что ты сделал.