Плохим мальчикам нравятся хорошие девочки

– Попытка номер два? ― занимаю воцарившуюся паузу достаточно глупым вопросом, но расчёт был именно на то, чтоб прикрыть моё собственное волнение. ― Или мне прекратить?

– Нет, нет. Кхм, продолжай. Я настаиваю, ― подсипывают, откашливаясь. ― А лучше дай помогу, ― тянутся перехватить инициативу, за что предупредительно получают по рукам. ― Понял. Лежу и получаю удовольствие.

Если бы он только мог знать, какое удовольствие получаю я, видя, как он смотрит на меня. Это невозможно описать, это можно только прочувствовать каждым нервным окончанием. Как и пропустить через себя его отяжелевшее дыхание.

Блузка соскальзывает с покрывшейся мурашками кожи, открывая на обозрение самый обычный белый лифчик. Созданный для практичности, а не для того, чтобы возбуждать. Однако прямо под собой, я ведь так удачно сижу, ощущаю отчётливое шевеление, вгоняющее меня саму в краску.

– Не, ну это пытка: смотреть и не трогать! ― рывком принимая сидячую позу, даря долгожданное продолжение поцелуев.

Целуют, целуют и целуют, пока мужские руки скользят ниже: по шее к ключице, а оттуда замирают на тонких лямках. Подцепляют, смахивают их с плеч, ныряя за спину, чтобы нащупать крючки. Перестаю чувствовать давление натянутой ткани лифчика, зато ощущаю нечто куда более приятное ― грубоватые, но осторожные ладони, сжимающие мою, ставшую вдруг особенно восприимчивой к физическому контакту грудь.

К уже давно привычным в Витином присутствии мурашкам прибавляется до слабости в конечностях предательская дрожь, едва его губы отпускают мои и проделывают знакомый путь, прочерчивая пылающую дорожку коротких поцелуев… Туда же, где с хозяйской деловитостью резвятся его руки.

Лёд и пламя в одном флаконе: вроде и прохладно от влажных следов языка, рисующего на мне узоры, но при этом одновременно дико жарко от дразнящих покусываний соска. Настолько жарко, что внизу живота наливается приятная тянущаяся тяжесть. Глаза сами прикрываются, а голова запрокидывается…

– Я знал! Я так и знал! ― в какой-то момент торжествующе восклицают, вырывая меня из накрывшей нирваны.

Что знал? О чём знал?

А, он об этом.

Не могу сдержать смеха.

– Тайна раскрыта?

– Почти, ― хмыкают, очерчивая контур маленькой чёрной ящерки с жёлтыми пятнами на рёбрах, под левой грудью. Вот и весь секрет выданного мне прозвища ― тату саламандры. Оно расположено так, что даже если я в купальнике ― его никто не увидит, потому что эта зона всегда прикрыта. Что стало отличным доказательством того, что Дениса я под лифчик к себе-таки пустила. ― И почему именно саламандра?

– Навеяло стихотворением Бальмонта, ― какой взгляд. ― Ну согласись, всякие цветочки ― это так тривиально, а о саламандре с давних времён ходит множество легенд. Это достаточно распространённый символ, часто использовавшийся на гербах, фресках и монетах.

– Ты ботаничка, знаешь?

– Если только не каноничная.

– Точно нет. И чертовски сексуальная, ― Витя говорит, но при этом не забывает продолжать деловито исследовать моё тело, замирая возле серёжки в пупке. ― Тату, пирсинг. Есть ещё сюрпризы или на этом всё?

– Как знать, ― туманно отзываюсь, хотя на деле точно знаю, что нет. На большее я пока не решилась, хотя мысли о ещё парочке татуировок были.

– Сейчас и узнаем, ― ахаю, когда, оттянув пояс клетчаткой юбки, его горячие пальцы ныряют под ткань. От неожиданности приподнимаюсь, но меня ловят за зад. ― Ччч, тише-тише, девочка, ― склоняясь к уху, шепчут успокаивающе. ― Тебе понравится.

– Ох, ― вцепляюсь в плечи Сорокина, затягивая воздух ноздрями. Мне уже нрави-и-ится. Нравится, что он делает, как делает и чем делает…

– Ты такая мокрая, ― прикусывая и легонько потягивая за мочку, выдыхают сбивчиво.

– Это плохо? ― голос не слушается, напоминая писк.

– Это охеренно. Как бы самому раньше времени не кончить, ― чувствую, как его пальцы "там" становятся активнее, безошибочно улавливая вибрацию моего изнывающего тела, с охотой откликающегося на ласки.

Он словно играет на пианино, перебирая клавиши в поисках лучшей мелодии и выстраивая такой порядок нот, что сдерживаться нет сил. Первый стон вырывается через стиснутые зубы, на что получаю поощрение в виде поцелуев в шею и довольное: "Не сдерживайся. Не представляешь, как тебе это идёт".

Слишком пошло, слишком грязно, слишком аморально и слишком восхитительно, чтобы прекращать! Между ног разгорается бесконтрольный всепоглощающий пожар, растекающийся по венам убийственной дозой эндорфинов. Понимая, что ещё немного и мои ногти пробьют ему кожу до крови, торопливо обхватываю Витю за голову. Так крепко, как только могу…

Учащённые выдохи смешиваются с новыми стонами. Всё более смелыми, громкими и продолжительными.

Обалдеть.

С ума сойти.

Я…

Ааах…

Я даже не осознавала, насколько до предела была напряжена последние минуты, пока после финального огненного импульса не наступило блаженное расслабление, точечными электронными зарядами прошедшее через каждое нервное окончание.