Ванная перестала засоряться. На расчёске больше не было клочьев, и Агате как будто стало легче. «Теперь я похожа на чучело, да? – спрашивала она у матери, которая пыталась хоть как-то привести её голову в порядок. Анна Георгиевна только хмурилась да поджимала губы. Агата даже не морщилась. И чувствовала почти равнодушие. Когда-то она хотела быть красивой. Наряжалась в платья. Надевала туфли на высоком каблуке. Скандалила из-за того, что мать не разрешала ей краситься. Сейчас она была готова завернуться в драную наволочку и пойти на улицу прямо так. Без Данила всё потеряло смысл. Без Данила всё стало тусклым и безжизненным.
Самоизоляция никак не заканчивалась. Сначала её продлили до конца апреля, затем на все майские праздники, а потом растянули и на июнь тоже. Анна Георгиевна ежедневно проверяла статистику заболевших и громко критиковала правительство. «Такими темпами мы вымрем не от болезни, а от голода», – сокрушалась она. Вадим молчал. Его престарелая мать скончалась вместе со своей сестрой в первых числах лета, и в «Дикую чайку» в этом году он собирался ехать только в компании сына.
Все выпускники девятых классов получили аттестаты «автоматом». Экзамены одиннадцатиклассников были перенесены на июль. Худо-бедно очные занятия в центре возобновились во вторую декаду лета. Впервые Агата пришла на консультацию в последних числах июня. Было странно сидеть за партой без Данила. Без Данила вообще всё было странным, а временами ещё и горьким. Последние семьдесят пять дней Агата только и делала, что училась. Бесконечно зубрила, писала и повторяла. Встречалась с преподавателями на онлайн-занятиях. Слушала и говорила. Данил к этим урокам никогда не подключался. И Агата не знала, продолжает ли он заниматься с учителями, нанятыми Анной Георгиевной. Мать об этом не упоминала, а сама она спросить не решалась.
После ухода Али он никуда не делся. Она несколько раз видела его в окно. Данил продолжал ждать её на их скамейке. Или у дверей центра. Агате больше не казалось это милым. Агату это раздражало. От Анны Георгиевны он не прятался. Она дважды к нему подходила и, судя по размахиванию руками, кричала и угрожала. Данил оставался на месте. И Анна Георгиевна, глядя на безынициативность дочери, однажды перестала его замечать. И перестала науськивать против него Вадима. Она поняла, что Агата для себя уже всё решила и своё мнение менять не собирается.
На экзаменах они не встретились. Старания Агаты увенчались успехом. Теперь, когда не было ни танцев, ни Данила, ни Али, ей оставалось только учиться. И учёба приняла всю её большую любовь на себя. Агата получила свою сотню по русскому и девяносто баллов по биологии и химии. И поступила. На бюджет. Как мечтала. Её последнее новогоднее желание исполнилось. Правда, все остальные загаданные ранее пошли прахом.
– Агата?
Она шла по центру города. Довольная собой и счастливая. Почти. И не надеялась с ним столкнуться. Он выскочил как чёрт из табакерки. Прямо посреди улицы. Там, где они, в общем-то, не должны были встретиться. Всё такой же. Загорелый и широкоплечий. Как раньше. Разве только без широкой улыбки. И с потухшими глазами. Но Агате на это было плевать. Блеск в её глазах тоже давно сошёл на нет.
На нём была серая футболка с рыжим баскетбольным мячом и синие джинсовые шорты. Те самые шорты, которые он когда-то носил в Н***. В те дни, когда она была по-настоящему счастлива и абсолютно довольна жизнью. От созерцания этих самых шорт ей стало особенно больно и горько.
– Здравствуй.
– Здравствуй.
Он смотрел на неё как-то странно. Как будто впервые видел. Словно спрашивал мысленно: она ли это или кто-то другой? Как тогда, на проклятом концерте для ветеранов.
– Ты обрезала волосы?
Агата провела рукой по своей ультрамодной стрижке. Она сделала её пять дней назад у самого крутого парикмахера города. Стрижка стоила две тысячи рублей, и по словам мастера безумно ей шла. За пять месяцев Агата настолько свыклась с короткими волосами, что и забыла про те времена, когда была обладательницей длинных. А вот Данил помнил.
– Обрезала. А что не нравится?
– Не нравится. Тебе не идёт. Отрасти заново.
Пять месяцев назад она бы обиделась и надула щёки. А ещё убежала. Но сегодня бежать было некуда.
– Меня твоё мнение больше не интересует.
Он дёрнул плечом, но продолжил смотреть на неё не мигая.
– Как ты?
– Всё так же. Всё так же тебя ненавижу. А ты как?
Он усмехнулся, а потом схватил её в охапку и прижал к какой-то стене. Это был особый ритуал их примирения. Когда она дулась, он всегда целовал её у вертикальной поверхности. Жадно, властно и горячо.
Она не сопротивлялась. Сопротивляться Данилу было бесполезно. Куда там?.. Он без труда мог сдвинуть в одиночку целый шкаф. И сейчас он крепко прижимал её к стене. Крепко сжимал её руку. Она не кусалась, не царапалась, не пыталась вырваться. Она просто не отвечала. И поцелуй закончился, едва начавшись.
Он отпустил её, но спустя секунду снова прижал к себе. Обнял и положил свой подбородок к ней на плечо.
– Прости меня, Агата. Пожалуйста, прости.