Плохой хороший день (сборник)

«Судьба нелепая моя..эй, там, на небесах,
за что мой адрес позабыл и как зовут меня?
за что плохое всё, что есть, —
ты в жизнь мою привел,
оставил в ней – ломать меня,
не смея сделать вздох?
Ведь говорят, что дан нам крест,
который донесём,
но, верю я всё меньше в то – мой —
очень уж тяжёл…», —
как часто думаем мы так, – отчаявшись, в слезах,
но, мир снаружи рассмотрев, увидев:
детский страх,
ту боль, что матери дана, теряющим родных,
прошепчем: «эй, на небесах, ты позабыл о них…»..
но – не изменится ничто: живущим – по кресту,
секрет же – свой несём, иль нет —
неведом никому…

Зимнее

у греческой зимы свои картины:
скелеты лодок, брошенных давно,
пустынно-скучный пляж,
шуршание и шепот волн и гальки —
как – и до нас, как будет после нас…
вокруг – разряженные в кепки снега – горы,
так странно отражающиеся в моской воде,
счастливые пустынным пляжем чайки,
качающиеся на безлюдной синеве..
у греческой зимы свои картины:
скелеты лодок, чайки, горы, снег,
и – спелых апельсинов приторная рыжесть,
всё, – как века тому назад..
так, словно нас здесь не было… и – нет…

Плохой день Алины

«Магия не в самих вещах, а в отношениях между обыкновенными вещами» Сальвадор Дали

День был плох, не начавшись. С трудом разлепив ресницы, Алина еще чувствовала на них тяжелые комья туши, которую она поленились уничтожить с вечера. Тупо уставившись в потолок непроснувшимися глазами и разумом, она чувствовала в груди противную тяжесть чего-то противно-плохого, и пыталась понять —случилось ли оно уже вчера, или опять что-то произойдет.

Медленно заставляя себя двигаться в сторону ванной, Алина поняла причину столь нерадостного утра: всю ночь снился ей уродливый тип черноволосый, почему-то одноглазый – явно от рождения, ибо само место правого глаза было гладким, как щека, и ничем не намекало на присутствие органа зрения там раньше. Выше гладкого глазоотсутствия лоб его был почему-то – заштепан, как делали это прабабушки с носками – стяжками, переплетением ниток, торчащими в разные стороны в местах, где их обкусывали. Неправдоподобный, мерзостью своей, тип все время хохотал, глядя на нее – Алину, пока не прогромкоголосил свой приговор: «Первый день „рака“…» и заставил зачем-то – напуганную ее – прыгать куда-то вниз, в какие-то железно-огромные контейнеры вымазанные в черное, с белыми номерами на стенках. И Алина, вместо протеста и вопросов, почему —то – прыгала, выбиралась непонятным способом назад – наверх и прыгала опять, пока уродливый не промямлил неожиданно тихо: «вылечена…»

Выплескивая на лицо, из онемевших от холода ладоней, порцию воды, Алина пыталась вспомнить, что случилось потом, куда делся невероятного уродства лекарь, и вообще – чем кончилась история столь пугающая, но – не вспоминалось больше ничего… совершенно… только уродливость черноволосого, торчащие во все стороны нитки, «первый день «рака» и «вылечена».