Плохой ребенок

Джастин узнал, что Эрик – приемный, еще в дошкольном возрасте. В маленьком городке сплетни рождаются и разносятся по всем без исключения домам с чудовищной быстротой.

Прекрасно осознавая, что рано или поздно братья узнают правду, Рендолы решили не скрывать ее, полагая такое решение вполне разумным, если цель – здоровая психика детей.

Шестилетний Эрик принял эту новость совершенно спокойно. В силу его возраста и тех слов, какими пытались сказать ему правду Мария и Брайан, Эрик даже не смог уловить существенной разницы между ним и Джастином. Ну и что такого, что Джастина принес аист прямиком к крыльцу их дома, а аист Эрика заблудился, не смог отыскать нужного адреса и оставил его неподалеку? Мама и папа нашли брата рано утром, а его – лишь спустя несколько дней. Разве это что-то меняет? В конце концов, обоих принес аист, оба оказались здесь, в этом – их – доме. Эрик пропустил через себя эту историю, но ничего, что могло бы пошатнуть его детское мироощущение, не услышал.

А вот Джастин…

Правда засела в нем занозой. Она долго гноилась в его душе. И, став старше, когда в аистов стало сложно верить, когда ежесекундно взрослеющий мир в лице сверстников, любознательных и любопытных, впитывал в себя и делился с ним новой информацией, когда он перешагнул рубикон между ребенком и подростком, правда-заноза к этому времени успела окончательно отравить его.

Эрик – подкидыш. У них разная кровь. Чужой, чужой, чужой. Это слово маленьким молоточком стучало в голове Джастина все время. Когда они всей семьей сидели за ужином и обсуждали поездку на пикник в ближайший уикэнд; когда мама (его, Джастина, мама!) целовала их обоих, провожая в школу; когда распаковывали рождественские подарки; когда играли на заднем дворе дома; когда они засыпали в одной общей комнате; когда просыпались.

Джастин ревновал, хотя веских причин для этого не было: родители не выделяли из братьев любимчика, они одинаково строго наказывали их за провинности и одинаково же хвалили за хорошие поступки. Дети часто ревнуют друг друга к родителям. Но у Джастина эта ревность множилась на десять, ибо соревноваться за любовь мамы и папы ему приходилось с чужим ребенком, не нужным настоящим родителям, которого почему-то мама и папа называют «сыном», называют «своим», «родным солнышком». Родным!

На сосну взобрался Саймон
Собирать коврижки,
Но достались простофиле
Ссадины да шишки.

И вот им по восемь лет. Джастин подмечает то, чего не видел раньше. Колени сильнее сбиты у Эрика. Всегда. Их дольше и тщательнее промывают и обрабатывают антисептиком. Двойка по математике, которую Джастин получил в прошлый четверг, страшнее, чем двойка по математике, схваченная Эриком вчера. Какой бы спор ни случился у него с Эриком, заканчивается он одним и тем же: «Джастин, прекрати немедленно, хватит вам спорить, вы же братья». Он боролся за родительскую любовь не просто с посторонним, совершенно чужим ребенком, он боролся с чужим ребенком, который родителям дороже его. И роднее!

Эрик же, наоборот, очень любил Джастина и никак не мог понять, почему они поругались из-за какой-то совершенно несправедливой, на его взгляд, ерунды. Например, однажды, когда мама отправила их в магазин купить йогурт и тостовый хлеб, Джастин, ни с того ни с сего, сказал Эрику, чтобы тот отдал деньги ему, потому что он вовсе не уверен, что Эрик сумеет правильно посчитать их на кассе. «Почему?» – спросил удивленный Эрик. «Потому, – ответил брат, – что тупость передается по наследству, а кто его настоящие мама и папа, неизвестно, вполне возможно, что круглые дураки, и вообще, скорее всего, так и есть, потому что только круглые дураки выкидывают своих детей». А подумав, добавил, что, может быть, он и ошибается, может быть, как раз таки все наоборот, родители его – люди умные, ведь только умные люди обязательно избавятся от такого придурка, как Эрик.

«Ты совсем, что ли?!» – заплакав, закричал Эрик и бросился на брата с кулаками.

Вернувшись домой, грязные и с синяками, они полвечера простояли в углу. И полвечера Эрик не мог унять дрожь, нижняя губа его предательски подрагивала, а в горле першило от слез. А Джастин, глядя в стену перед собой, довольно улыбался.

Джастин открыл для себя новое удовольствие – дразнить брата его происхождением. От примитивных выпадов, глупых и беспочвенных, он перешел к более изощренным действиям. Эрик мог привыкнуть, мог закалиться, мог научиться парировать. Последнее было бы совсем не сложно, продолжай Джастин свои глупые нападки, высосанные из пальца. Они уже были не сопливые дошкольники. Для того чтобы ранить как следует, мало было просто так, без оснований, на ровном месте ляпнуть какую-нибудь ерунду, вроде той, что Джастин выпалил по дороге в магазин за йогуртом. Теперь он мог по целым неделям не ссориться с Эриком, мог угощать его своим мороженым, играть с ним, весело смеясь, на заднем дворе дома, мог даже заступиться за него перед родителями. «Мама, Эрик ни при чем! Это я предложил поиграть в бейсбол!»