В разговорах бернские товарищи передали следующее: Ленин получил телеграмму из Женевы, в которой группа товарищей просила его отложить отъезд еще на два дня, так как многие собираются выехать с ним, только Ленин не согласился ждать.
— Я знаю, — сказал он, — что все придут к этому заключению, а времени у нас нет.
В Цюрихе остановились на несколько часов. Цюрихская эмигрантская публика встретила враждебно. Нам кричали с перрона:
— Изменники! Предатели!
Мы не подходили к окнам и не отвечали. Так советовал Ленин.
С Цюриха с нами поехал тов. Платтен, секретарь швейцарской социал–демократической партии.
Лицо Ленина было беспокойно и угрюмо. Его глаза скрылись в ресницах. Молчал, не разговаривал.
Через несколько часов переехали германскую границу.
Нас встретили бледные лица немцев с тусклыми глазами с беспокойным и нервным выражением. Как разъяренный медведь в берлоге, боролся народ. Надежда на победу никогда его не покидала.
Не знаю почему, но, очутившись на немецкой территории, я ощутил какой-то страх. Какая-то дрожь пронеслась по телу. Почувствовал, как будто нахожусь в плену у героев в сказочной стране.
Был вечер. Скоро прибыл поезд. Для нас был прицеплен один мягкий вагон. В этом вагоне мы проехали всю Германию при запертых дверях.
— Запломбированный вагон!
Ни на какой станции не останавливались, только в Берлине стояли почти целый день.
Очень надоело сидеть в запертом вагоне. И только когда мы из вагона перешли на шведский пароход, стало легко, и лица прояснились.
Пароход был товарный. На палубе его помещалось два ряда товарных вагонов.
Пассажирами были только мы. Рассеялись по палубе. Смотрели вдаль.
Молодежь собралась группой и начала петь. «Марсельеза» сменялась карманьолой, карманьола — «Интернационалом».
Хотя пароход был большой и порядочно нагруженный, но, вследствие волнения моря, сильно качался. Было заметно, как все сдерживались, чтобы миновать морскую болезнь.
Кажется, это и было причиной того, что Ленин так яростно шагал по палубе.
Волнение усиливалось. На палубу забросило одну волну, которая забрызнула Ленина.
— Вот вам, Ильич, первая революционная волна с берегов России, пославшая вам поцелуй…
Ленин смеялся и платком очищал с себя брызги пены. Пароход разбивал волны и приближал нас к берегам Швеции. Показался город Мальме. Пристали к берегу.
В ту же ночь выехали в Стокгольм и к утру были уже там.
В Стокгольме ожидали нас местные социал–демократы. Нас приняли в лучшем ресторан–отеле.
После закуски собрались в гостиной. Здесь уже успели собраться представители местных социал–демократических организаций.
Устроили маленький банкет. Произнесли речи представители левого крыла социал–демократии, газеты «Politiken»' и других социал–демократических организаций.
Поздравляли с революцией, желали благополучного ее окончания. Им отвечали Ленин и Зиновьев.
Здесь уже переменилось лицо Ленина. Глаза блистали, он отдавал распоряжения, спешил. Просил местных товарищей, чтобы они устроили нашу поездку в тот же день.
Писал телеграммы в Петроград. Послал одну телеграмму и Чхеидзе, подписанную Миха и мной, чтобы он со своей стороны принял бы все меры, чтобы нас не задержали при въезде в Россию.
Нас окружили корреспонденты. В тот день по случаю приезда Ленина был выпущен специальный номер «Politiken», с портретами Ленина и его биографией.
«Politiken» («Политика») — газета шведских левых социал–демократов. Ред.
Внимание корреспондентов было обращено на Миха Цхакая, как на старейшего из нас. Я подробно рассказывал корреспондентам его биографию, про его нелегальную работу, про его аресты, преследование и т. д. Особенно подчеркивал, что он является основателем грузинской социал–демократической партии и, преследуемый самодержавием, десяток лет находился в эмиграции. Теперь снова возвращается в Грузию, чтобы стать во главе грузинской социал–демократической партии.
Только Миха находил все это лишним и останавливал меня.
Из Стокгольма выехали в тот же день.
До самого Питера мне пришлось ехать с Лениным вместе в одном купе.
Как только мы расположились в купе, Ленин достал кипу газет, улегся на верхней полке, зажег электричество и начал читать газеты, которые ему достали в Стокгольме товарищи.
Я улегся на противоположной полке и следил за тем, как Ленин быстро пожирал глазами газеты.
Нужно сказать, что сведения о ходе русской революции мы могли иметь в Швейцарии только из газетных телеграмм. И лишь в Швеции мы имели возможность прочитать русские газеты.
В купе было тихо и уютно. Слышно было только шуршание газет и восклицания Ленина:
— Ах, канальи!.. Ах, изменники!..
Мы знали, что это относится к Чхеидзе или Церетели, по поводу той или иной речи, и мы улыбались про себя.
— Прихвостни!.. Изменники!.. — снова слышен был голос Ленина.
— Нет, это слово «социал–демократ» так опротивело, так опошлилось, что стыдно носить это название… — обратился он к нам с горящими глазами.
Снова перевернулся на другую сторону и продолжал читать. Долго он еще возился так с газетами.
На другой день, когда пили чай и супруга Ленина угощала нас бутербродами, Ленин сказал: