«Пломбированный вагон» подборка воспоминаний

Лицо Ленина совершенно преобразилось; его глаза горели, он давал распоряжения, спешил и просил местных товарищей о тот же день отправить нас поездом.

Он посылал телеграммы в Петроград. Одна телеграмма, подписанная Миха Цхакая и мною, была послана в адрес К Чхеидзе. чтобы он со своей стороны принял меры к предотвращению нашего ареста кадетским правительством по прибытии в Петроград.

Здесь же должны были быть заготовлены визы для въезда в Россию. Кроме того, нам объявили, что нельзя ввозить в Россию рукописи и некоторые книги. Поэтому каждый из нас перебрал свои вещи; рукописи мы оставили у местных товарищей вместе с нашими адресами, чтобы они после могли переслать их вам.

Нас обступили корреспонденты газет. В тот день уже успели выпустить газету «Политикан» с портретом и биографией Ленина.

Особое внимание корреспондентов привлек к себе Миха Цхакая, как старейшин среди нас, и я подробно знакомил корреспондентов с его биографией, с историей его нелегальной работы, рассказывал об его арестах, о том, как его преследовали и т. п. Я особо подчеркивал, что он — один из основателей Грузинской социал–демократической организации, что свыше десяти лет он провел в эмиграции и теперь вновь возвращается в Грузию.

А Миха, видимо, считал такие подробности совершенно излишними и, не желая выпячивать себя, говорил мне:

— Ну к чему все это? Довольно! Не все ли равно, куда я еду — в Грузию или куда‑то в другое место. Я еду в один небольшой уголок космоса.

Из Стокгольма мы выехали в тот же день. Я попал в купе Ленина и до самого Петрограда ехал вместе с ним.

Как только поезд тронулся. Ленин откуда‑то извлек целую кучу русских газет, переданных ему товарищами в Стокгольме, снял пиджак, влез на верхнюю койку, .зажег электрическую лампочку, прилег и стал читать газеты. «Володя, ты же так простудишься!» — заметила супруга, собираясь укрыть его покрывалом, но Ленин не захотел.

Я тоже прилег на верхней койке напротив него и видел, как быстро к жадно он просматривал и читал газеты.

Не нужно забывать, что в Швейцарии мы узнавали о революционных событиях в России лишь посредством телеграмм, и только в Швеции нам представилась возможность ознакомиться с неискаженной и непосредственной информацией из поступавших в Стокгольм газет, в которых можно было прочесть отчеты о выступлениях на том или и ином собрании или заседании.

Поезд мчался во мраке ночи.

В нашем купе царили спокойствие и тишина: были слышны лишь резкий шорох переворачиваемых газетных страниц и гневные возгласы Ленина: «Ах, каналья! Ах, изменник!»

Мы знали, что эти слова относятся к Чхеидзе или Церетели в связи с их каким‑нибудь оппортунистическим выступлением, и тайком улыбались. Опять доносились слова: «Прихвостни, изменники!».

— Нет, это слово «социал–демократ» настолько испохабили, что мы должны отделаться от него! Стыдно называться так! Мы должны взять себе другое название! — обратился он к нам с горящим взором.

Долго ворочался он на койке без пиджака, прочитанную газету тут же бросал в угол и брался за новую.

Утром, когда мы кончили пить чай, Ленин обратился ко мне:

«Выйдите, пожалуйста, обойдите все купе и предложите всем собраться в коридоре. Мы должны поговорить о том, как нам вести себя и что говорить в том случае, если Временное правительство кадетов арестует нас по прибытии в Россию».

Я обошел все купе и передал поручение Ленина, но никто не выходил из купе.

Ленин спросил меня: «Ну как, вышли в коридор?»

— Я сказал всем, но почему они не выходят, не знаю.

— Да, но как же вы не сумели сказать им так, чтобы они вышли!

Тогда я не понял смысла слов Ленина. Теперь я понимаю, как должен был сказать по–ленински, чтобы они вышли.

Я покраснел и ничего не мог ответить; затем я вторично обошел все купе, и на сей раз все вышли.

Когда мы собрались в узком коридоре, Ленин разъяснил нам, что наши ответы должны носить наступательный характер. Мы сами должны были посадить на скамью подсудимых и предъявить им обвинение в том, что они совершенно не позаботились о нас, не предоставили нам путь для возвращения и не обратились к союзникам с предложением пропустить эмигрантов в Россию.

Приняв такое решение, мы все вернулись в свои купе.

Вскоре прибыли на финскую границу.

Маленькую замерзшую речку Торнео пересекли на санях и вошли в здание вокзала.

Здесь мы впервые встретили русских революционных солдат. У всех лица озарились радостью и восторгом. Хотелось расцеловать каждого солдата и в то же время чувство удивления овладело мною.

Я говорил себе: «Десять лет тому назад меня арестовали такие же солдаты и бросили в тюрьму. А теперь эти же солдаты освобождают меня из плена».

Вскоре расспросили каждого из нас, затем нас допросили офицеры и предложили заполнить анкеты.

Когда мы сели в поезд, сдержанная улыбка Ленина вдруг переросла в заразительный смех… Он уже не скрывал своей радости, восторга.