«Пломбированный вагон» подборка воспоминаний

После банкета репортеры окружили нас и стали знакомиться с биографиями некоторых эмигрантов. Представителей газет, выходивших на немецком языке, заинтересовал Миха Цхакая. Плохо владея немецким языком, он позвал меня на помощь. Я подробно изложил его биографию, рассказал о революционной деятельности, подчеркнул, что Миха — старейший член социал–демократической организации Грузии, преследуемый самодержавием, долгие годы провел в эмиграции и вот сейчас возвращается в Грузию.

На этом месте Миха смутившись прервал меня.

— Для чего все это? — сказал он. — Хватит! Не все ли равно, куда я еду: в Грузию или еще куда‑нибудь… Достаточно и того, что я направляюсь в одни из уголков вселенной.

На следующий день и газетах Стокгольма были помещены портреты и биографии Ленина и двух–трех выдающихся большевиков.

Гостеприимные стокгольмцы просили нас задержаться в их городе, но Ленин и слушать не хотел об этом, настаивая на выезде в тот же вечер. Сейчас, когда мы приближались к революционному Петрограду, Ленин стремился как можно скорее окунуться в практическую революционную работу. Он часто совещался с нами, давал нам указания, посылал телеграммы товарищам и родственникам в Петроград… Вот и теперь, перед выездом из Стокгольма, Ленин быстро шагает взад–вперед по залу. Иной раз остановится, заговорит с кем‑либо из товарищей, доказывая что‑то, подойдет к столу, пересмотрит прибывшие из России газеты, сложит и положит в карман некоторые, затем вновь станет измерять шагами зал, сосредоточившись на какой‑либо мысли. Ленин нервничает, спешит с отъездом из Стокгольма. Садясь за стол, он пишет телеграммы Петроградскому комитету партии и Совету рабочих и солдатских депутатов. Они должны принять меры к тому, чтобы Временное правительство не осмелилось нас арестовать.

В Стокгольме работало Общество имени Веры Фигнер, которое оказывало помощь революционерам, возвращавшимся из эмиграции. На деньги, переданные Ленину от имени этого общества, многие товарищи приобрели новую одежду и обувь. Цхакая купил себе костюм, пальто и шляпу.

Получив визы на въезд в Россию, мы поздним вечером отбывали из Стокгольма. Нам запрещено было везти с собой рукописи, и Ленину пришлось оставить своп записи местным товарищам, которые должны были переслать их в Россию при первой же возможности.

Поезд был подан для посадки. Вдруг я увидел па перроне Ленина. Он нес тяжелый чемодан. Я бросился к нему навстречу и ухватился за ручку чемодана.

— Нет, нет, зачем это! — запротестовал Владимир Ильич. — Я и сам донесу!

Настояв все же на своем, я взял у него из рук чемодан и внес в вагон.

— Останьтесь с нами, — предложил мне Ленин и обратился к Крупской: — Ты ведь знакома с товарищем?

— Как же, как же! — воскликнула Надежда Константиновна и тоже попросила меня остаться у них в купе.

Я занес свою корзину и устроился на верхней полке, напротив Владимира Ильича. Нижние полки заняли Надежда Константиновна и Инесса Арманд.

Как только поезд отошел от вокзала, Владимир Ильич снял пиджак и взобрался наверх с пачкой газет. Включив свет, он углубился было в чтение, но, спохватившись, извинился передо мной и задрапировал лампу газетой.

— Володя, ты же простудишься без пиджака, — сказала обеспокоенная Надежда Константиновна и встала, чтобы укрыть Ленина, но он запротестовал.

Поезд прорезал ночную тьму. В нашем купе царили покой и тишина, нарушаемая лишь шелестом перелистываемой газеты.

До прибытия в Швецию мы имели весьма скудные сведения о ходе революционных событий в нашей стране, узнавая о них лишь по телеграммам, которые получал Ленин в пути. Теперь же у нас была возможность обстоятельно информироваться, прочитывая петроградские и московские газеты.

— Ах, каналья! Ах, изменник! — восклицал Ленин, подчеркивая карандашом газетные строчки.

Я улыбался, догадываясь, что эти эпитеты относятся либо к оппортунисту Чхеидзе, либо к его единомышленнику Церетели. — Изменники, прихвостни! — возмущался Ленин.

— Нет, социал–демократ — стало настолько опошленным словом, что нам надо от него отказаться. Стыдно называться социал–демократом. Мы должны называть коммунистами и партия наша — коммунистической, а не социал–демократической.

Это Владимир Ильич говорил, уже обращаясь к присутствующим о купе.

Ленин повернулся на бок и вновь углубился в чтение. Прочитанные газеты он складывал и брался за другие. А внизу сетовала заботливая Надежда Константиновна.

— Что мне делать? Володя без пиджака… простудится! — произнесла она вполголоса, но вторично побеспокоить его не решалась.

На следующий день утром мы пили чай, закусывая бутербродами, которыми нас угощала Надежда Константиновна, и глядели в окно на сплошные леса, на деревья, бегущие, как отступающие солдаты назад.

— Вот приедем в Россию, — говорил между тем Ленин, — создадим по примеру немецких товарищей газету, оппозиционную социал–демократам. Она вынудит их держаться как можно левее! Никакого сотрудничества с оппортунистами! Мы разоблачим их беспринципность!

После завтрака Ленин поручил мне собрать всех товарищей в коридоре вагона.