Площадь павших борцов

Губы Паулюса беззвучно двигались, а его лицо временами искажалось от нервного тика. Кутченбах поманил Адама.

- Нужно поговорить, - сказал барон в чине зондерфюрера СС. - Мне давно не нравится вызывающее и бестактное поведение Артура Шмидта, который держится слишком независимо от мнения командующего... моего тестя. Шмидт с его "чертиком" - это, пожалуй, Мефистофель при нашем Фаусте, а сам Фауст, как видите, сильно сдал за последнее время. Я, живущий при нем, лучше всех в армии извещен, как его угнетают бестактные выходки начальника штаба.

- И вы.. - начал было Вильгельм Адам.

- И я, - подхватил Кутченбах, - просто боюсь, что назойливый диктат Шмидта, усиленный его партийным стажем, заведет нашу армию в такие дебри, из которых нам будет не выбраться. Вы только гляньте на левый фланг - почти четыреста миль отданы итальянцам Гарибольди, а этот римский франт вряд ли сумеет уберечь наши фланговые рубежи. Мы слишком далеко забрались в берлогу русского медведя...

- Короче, барон.

- Короче, - пояснил Кутченбах, - я лишь переводчик при штабе армии и не могу вмешаться, чтобы там, в Виннице, поскорее убрали Шмидта, иначе...

Это "иначе" таило очень многое. Адам сказал, что постарается нажать потаенные педали, дабы избавить армию от Шмидта, который беззастенчиво помыкает генералами и даже Паулюсом.

- Но это я могу сделать не раньше того времени, когда мы возьмем Сталинград, - признался Адам.

- Боюсь, что тогда будет поздно, - отвечал барон. - Только бы о нашей беседе не пронюхал сам Шмидт, который свернет нам шею, чтобы мы смотрели назад - на счастливое прошлое.

- Не проговоритесь сами.

- Нет! В своих опасениях я доверился только генералу Курту фон Зейдлицу, который уже хотел дать Шмидту по морде...

Паулюс застал Шмидта в штабном "фольксвагене", он перебирал громадные листы аэрофотосъемки кварталов Сталинграда.

- Только идиоты, - сказал он, - могли растянуть свой город чуть ли в сотню миль, и теперь не знаешь, где хвост, где голова... куда лучше ударить?

Паулюс сказал, что, очевидно, штурм Сталинграда предстоит вести с двух прежних направлений (он очень надеялся на танки Гота со стороны Сарепты и Бекетовки), а генералам 6-й армии придется вручить отдельные районы Сталинграда.

- Отдельные? Мы растянем свою армию, как презерватив.

- Она, - отвечал Паулюс, - и без того растянута...

Он запросил тыловые службы (вроде наших военкоматов) в Касселе, Ганновере, Вене и Висбадене, откуда шел активный набор для 6-й армии, чтобы выкачали все резервы для пополнения его армии. Но из городов призыва отвечали, что способны прислать только тех солдат, что завалялись в местных госпиталях. Паулюс, обозленный, созвонился со ставкой фюрера под Винницей, разговаривал с Мюллером-Голлебрандтом, начальником организационного отдела (по-нашему - это был бы отдел кадров), которому и кричал:

- У меня в батальонах осталось по сорок человек.

- Мы выгребли все резервы, - отвечали из "Вервольфа".

- Когда же я могу рассчитывать на пополнение?

- Не раньше, чем в январе сорок третьего года...

Паулюс в бешенстве так шмякнул трубкой зеленого телефона, что казалось, он хотел раздавить поганую штабную "лягушку".

- Вот так! - сказал он, от волнения его лицо задергалось. - Стало быть, я вынужден брать Сталинград измотанными дивизиями. Между тем, бои под Калачом уже доказали всем нам, что русские не желают уступать позиции без боя. А я, господа, и в этом никто из вас не сомневается, не имею такой дурной привычки, чтобы недооценивать сопротивление противника... Боюсь, что мой туго натянутый лук скоро переломится. У меня кончились сигареты, - без паузы продолжил он. - Кто угостит меня?

Из-за плеча Паулюса протянулась рука Шмидта, который потряс пачкой очень дорогих "Ревенклу", а вслед за тем возле лица Паулюса, искаженного нервным тиком, выпрыгнул шустрый "чертик" из зажигалки того же Шмидта

- Я понял ваш намек, - пробурчал Шмидт. - Вы хотели сказать, что это я имею свойство недооценивать противника. Но я практик и, когда вижу длинный хлебный батон, я не задумываюсь, с какого конца его пожирать; я беру нож и разрезаю батон на несколько кусков.

- Благодарю, - отвечал Паулюс, прикуривая от зажигалки начальника своего штаба. - Из вас дерьмовый тактик. Но, однако, в одном вы правы; Сталинград будем резать на куски, чтобы проглатывать его... кусками. Еще раз - благодарю!

- Что прикажете? - вмешался услужливый Адам.

- Созвонитесь с генералом Итало Гарибольди, чтобы его "макаронники" не прозевали русских на левом фланге моей армии. Прошу меня хотя бы час-два не беспокоить - я сажусь писать приказ... Приказ о наступлении на Сталинград!

Он затворился в своем личном автобусе, пропитанном благоуханием цветочных одеколонов, продутом сквозняками спасительных ветрогонов, и ему не мешало пение пьяных солдат, вторично мобилизованных в армию. Они пели;

Труба играла нам отбой,

А я опять, опять с тобой,

Лили Марлен,

Лили Марлен...