Площадь Разгуляй

С Аликом во время наших прогулок мы не раз проходили мимо дома № 9, мимо его ограды, мимо ворот. И с трепетом первооткрывателей, волнуясь, заглядывали внутрь, если ворота в эти мгновения раздвигались и открывали двор.

Теперь, со Степанычем, мимо дома № 9 мы не прошли: неожиданно он толкнул дверь в проходную справа от ворот, пропустил меня перед собой и, кивнув приветственно взявшим под козырек дежурным, прошел со мной во двор. Там, слева, у ограды к переулку, стоял большой стол. Вокруг него сидели по лавкам доминошники — резались в козла: смачно шлепали костяшками о столешницу, шумно реагировали, громко смеялись.

Мы подошли. Заметив нас, вся многочисленная компания обернулась и повскакивала из–за стола. Загомонила разом:

— Иваан Степаныч! Дорогой! Какими такими ветрами?!.. А это кто же? Внучок? Скажите пожалуйста, какой внук–то у Иван Степаныча?!

— Внук. Внучок. Живете–то как без меня?

— Сам видишь: живем — не тужим. Порядка только без тебя мало. Ты–то сам, Иван Степаныч, как живешь–поживаешь? Чтой–то тебя давно видно не было. И похуде–ел! Часом, не болеешь?..

Глава 60.

Они разговаривали со Степанычем. Я рядом сидел, смотрел на них во все глаза. Они почему–то сразу мне понравились: все веселые, жизнерадостные. Приятно было разглядывать их чуть задубевшие, как у всех шоферов, моложавые, обветренные лица, сильные руки их, ловко достающие папиросы из одинаковых алюминиевых портсигаров и аккуратно перебирающие твердыми пальцами глазастые фишки домино. Шла от этих людей прохладная юношеская свежесть, мужская упрямая уверенность, спокойная сила. Впервые видел я рядом с собой стольких по–настоящему крепких, по–товарищески объединенных профессией и, наверно, дисциплиной, взрослых привлекательных людей, разительно отличавшихся ото всех, тоже взрослых, которые окружали меня прежде в Даниловке, в Таганке и даже в детдоме на Новобасманной. Хотя я сразу с тревогой сообразил: все эти шофера–доминошники были чекистами, ментами. Но ведь и Степаныч был ментом, чекистом. А сколько доброты в нем! Как он помог мне, когда оказался я вдруг в тюремном детдоме, один, без пропавших родителей и брата. Все наши многочисленные родственники в Москве и бесчисленные столичные «друзья дома», роившиеся густо вокруг гостеприимного уюта нашего семейного очага, ошпаренными крысами кинулись врассыпную прочь осенью 1929 года, когда слух об аресте мамы и отца долетел к ним. Они и сейчас не объявлялись. А старый мент–чекист объявился и согрел меня. И вот тут, на лавочке у стола, мне привиделось: какое–то волнующее облако–чувство обволакивает меня, соединяя с этими симпатичными людьми.

Сила, излучаемая ими, и другая сила, исходящая волнами от казалось бы совершенно обессиленного моего Степаныча, соединившись, восставали победно против где–то в глубине сознания спрятанного детского трепета перед таинственностью дома № 9, его раздвижных ворот, самого Варсонофьевского переулка. И, утвердившись, отгоняла прочь наваждение болезненного недоверия к соседям по столу — чекистам, вызванное, конечно же, устоявшимся комплексом собственных моих несчастий…

Между тем из проходной то и дело выкрикивали чьи–нибудь фамилии — вызывали доминошников к машинам. Игроки вставали неспешно. Потягивались, с хрустом расправляя плечи. Церемонно прощались с нами. Уходили к своим автомобилям. Почти сразу на освободившиеся за столом места подсаживались новые шофера, только что на своих машинах въехавшие во двор или пришедшие от мойки из глубины двора. Они сходу хватались за костяшки и тут же ввязывались в разговор.

Изредка подходил военный со шпалой в петлице и произносил:

«На выход!». Так же неспешно вставали несколько шоферов, потягивались, прощаясь с нами, и уходили за военным в примыкавший к автобазе двор дома № 7. Там, в зелени таких же, что и тут, огромных лип пряталась мойка, а за ней бункер – вход в серое трехэтажное здание. С лавочки у стола мойка и бункер были хорошо видны. И видно было, как входили в бункер шофера, только что сидевшие рядом с нами. Видны были и стоявшие на мойке автовозки столовой с надписями «Хлеб» и «Сосиски, ветчина, бекон».

Так пробежало два часа. За это время всем нам, сидевшим за столом, официантки из буфета выносили несколько раз чай в стаканах с подстаканниками и свежие, с маслом, очень вкусные булочки на тарелках. Я ел и пил с удовольствием и даже с гордостью приобщения к компании симпатичных своих соседей.

Ведь очень здорово было трапезничать с настоящими взрослыми шоферами. Они весело перекидывались шутками, кидали друг в друга хлебные шарики и с пристрастием допрашивали моего старика о жизни его за эти годы, о здоровье, обо мне – его внуке. Они и меня вопросами закидали: «В какой, например, класс перешел? И как учеба? А с математикой–то как у тебя? Математика, парень, наука изо всех наук! И без математики теперь — ни шагу!» — говорили. Еще они интересовались тем, что я читаю, в какой библиотеке беру книги. Сообщили: «Тут, на улице Дзержинского, наш клуб. Приходи со Степанычем.