Плоский мир: краткая история XXI века

Если хотите понаблюдать, как те же процессы работают в менее виртуальном пространстве, возьмите вторую крупнейшую мусульманскую державу мира. Крупнейшая мусульманская страна в мире — это Индонезия. Но следом за ней идет вовсе не Саудовская Аравия, не Иран, не Египет и не Пакистан. Следом за ней идет Индия. Благодаря 150 миллионам мусульманского населения она опережает даже своего исключительно мусульманского соседа. Тем не менее статистика 11 сентября сообщает нечто интересное: нам не известен ни один индийский мусульманин в рядах «Аль–Каиды», мы знаем, что нет ни одного индийского мусульманина в американском лагере военнопленных в Гуантанамо. И пока не нашлось ни одного индийского мусульманина, сражающегося за дело джихада в Ираке. Почему так получилось? Почему мы не читаем регулярно об индийских мусульманах, этом меньшинстве в огромной индуистской стране, которые обвиняли бы Америку во всех своих бедах или планировали бы угнать авиалайнер, чтобы направить его на Тадж–Махал или британское посольство? Ведь в Индии у них вполне достаточно проблем в связи с доступом и к капиталу, и к политическому представительству. Есть у страны и своя история межрелигиозной вражды, она помнит вспышки насилия, которые приводили к ужасным последствиям. Не сомневаюсь, кто–то из 150 миллионов мусульман в Индии наверняка однажды окажется в рядах «Алъ–Каиды» — если это происходит с американскими мусульманами, это может произойти с индийскими. Тем не менее это не норма. Почему?

Из–за контекста — из–за светского, рыночного, демократического контекста Индии, который во многом был сформирован под влиянием традиций ненасилия и присущей индуизму терпимости. М. Дж. Акбар, мусульманин и редактор индийской общенациональной англоязычной газеты «Эйшен эйдж», которая финансируется преимущественно не мусульманами, сформулировал это так: «Вот вам задание для викторины: «Назовите единственную в мире крупную мусульманскую общину, которая живет в условиях непрерывной демократии на протяжении последних пятидесяти лет». Ответ — мусульмане Индии. Я далек от того, чтобы расписывать, какой это подарок судьбы для мусульманина — жить в Индии. Здесь достаточно поводов для недовольства, достаточно экономической дискриминации и провокаций со стороны экстремистов — вспомнить хотя бы разрушение индуистами–нацио–налистами в 1992 году мечети в Айодья. Но факт есть факт: индийская конституция провозглашает светский характер государства и предоставляет реальную возможность экономического процветания любой группе населения, в которой найдется достаточно одаренных людей. Вот почему растущий мусульманский средний класс завоевывает все более высокие позиции в Индии и вот почему в нем, как правило, отсутствуют настроения озлобленности, столь характерные для многих недемократических исламских государств».

Там, где ислам живет в условиях авторитарного общественного устройства, — в Египте, Сирии, Пакистане, Саудовской Аравии — он часто становится двигателем недовольства и протеста. Там, где он живет в условиях плюрализма и демократии, — например, в Турции или Индии, — прогрессивная часть мусульман имеет больше шансов быть услышанными, имеет демократическую трибуну для отстаивания своих идей наравне с другими. 15 ноября 2003 года группа террористов–смертников устроила взрывы в двух главных синагогах Стамбула. Я оказался в городе спустя несколько месяцев, когда их уже восстановили и готовили к открытию. Меня поразили несколько вещей. Во–первых, на церемонии открытия главный раввин появился рука об руку с мэром и главным муфтием Стамбула — толпы людей на улицах приветствовали их, забрасывая красными гвоздиками. Во–вторых, в связи с этими событиями премьер–министр Турции Реджеп Эрдоган, ставленник исламистской партии, посетил главного раввина в его резиденции — чего раньше не делал ни один турецкий премьер–министр. В–третьих, отец одного из террористов в интервью турецкой газете «Заман» сказал: «Мы не можем понять, почему наш сын сделал то, что сделал… Прежде всего мы хотим встретиться с главным раввином наших иудейских братьев. Позвольте мне обнять его. Позвольте мне поцеловать его руки и одежду. Позвольте извиниться от имени моего сына и принести свои соболезнования… Будь мы прокляты, если не сможем жить в мире».

Иной контекст, иное повествование, иное воображение.