Плоть

Но больше всего мне жаль обыкновенных девушек: из небогатых семей, с жидкими, неухоженными волосами, впалыми щеками или толстушек, зады которых не умещаются на стульях. Если учесть, что жизнь в штате Миссисипи представляет собой сочетание соревнований по красоте и политической борьбы, то внешность здесь может значить для человека очень много. Я приметил в пятом ряду одну особенно полную девушку; полные розовые и упругие руки вызывающе торчали из коротких рукавов футболки. Она выглядела как одинокий остров, как вещь в себе и для себя, и, когда занятие окончилось, она надела пояс на свои тяжелые чресла, собрала книги и, не говоря никому ни слова, пошла к выходу. Казалось, ее плоть движется сама по себе, подчиняясь только своей собственной воле. Я стоял у двери, как радушный хозяин, провожая гостей. Когда девушка вышла на лестничную площадку, я увидел вынырнувшего откуда-то Макса, который не отрывал от толстушки взгляд. Я помахал ему:

— Ну? Как дела?

Сначала Макс меня не слышал. Он остановился, достал блокнот и принялся что-то записывать, поглядывая на девушку, которая плыла мимо него, как баржа. Я подождал, пока он перестанет писать, и повторил вопрос.

— Что? А, вы имеете в виду занятие. — Он пожал плечами. — Думаю, нормально. То есть они не швыряли в меня жеваными шариками и не клевали носом.

— Эффект новизны. Дайте им время.

— Я даю им нечто большее, чем просто время. Я даю им историю — с 1648 по 1945 год, если быть точным. — Он провел пальцами по переносице, словно поддерживая нос. За время разговора он повторил этот жест три или четыре раза. — Я должен их заинтересовать. Как бы то ни было, но я могу это делать.

Так как этот подход совпадает с моим, я одобрительно кивнул. Разговаривая, мы вышли на улицу и превратили университетскую болтовню в дискуссию на открытом воздухе.

— Это похоже на актерство, — заметил я.

— Точно так. — Он сделал театральный жест, делано взмахнув манжетой. — Но разница в том, что актеры играют одно и то же перед разной публикой, а нам приходится играть разные пьесы одной и той же публике.

Это было сказано так искренне, что едва ли он заранее подготовил фразу, но я не стал интересоваться, насколько она оригинальна. Вместо этого я решил ее запомнить, чтобы сегодня же ночью поразить ею Сьюзен. Было двадцать минут третьего, шел перерыв между занятиями, и студенты бродили вокруг, совершая некое подобие броуновского движения. Макс был просто очарован этим обилием тел, он буквально пожирал их глазами даже во время нашего разговора. Некоторые могли бы назвать его поведение грубым и бестактным, но он делал это с таким видом, какой бывает у ребенка, прижавшегося носом к витрине кондитерского магазина, — то, как он созерцал их, нисколько не раздражало. Это был человек, который… Который — кстати говоря — что? У которого пунктик на тела? Собственно говоря, что такого он в них нашел, что так пристально их рассматривает?

В это время появилась натянуто улыбавшаяся Мэриэн. Она была одета как преподаватель, что — на ее взгляд — означало носить синюю плиссированную юбку и белую блузку. Взгляд Макса переместился на это возникшее рядом тело, и он притворился, что разглядывает его с головы до ног. Он закончил тем, что присел на корточки, пощупал кожу туфель Мэриэн и одобрительно кивнул.

— Ну, прекратите. — Мэриэн топнула ногой, как испуганная кобылица.

Я заметил, что у нее сильные, налитые икры — белые, как алебастр, не стесненные чулками. Наверное, их касались руки Макса, когда она кричала: «Ша!»

Макс встал и галантно поклонился.

— Если сударыне и дальше угодно разбивать мужские сердца…

Эта тирада явно пришлась ей не по вкусу и к тому же вогнала ее в краску. В самом деле, теперь ее лицо напоминало помидор или еще что-то из семейства пасленовых. Макс, воспользовавшись этой временной слабостью, подхватил ее под полный, как у Юноны, локоть и повел к выходной двери. Кажется, она еще прибавила в весе, несмотря на все уверения Макса.

— Идемте, я провожу вас до аудитории. Можете представить меня студентам как своего анонимного воздыхателя.

Не могу сказать, какое было у Мэриэн выражение лица — я видел ее со спины, но на этот раз она не пыталась сопротивляться. Макс крепко держал вожжи, по крайней мере, об этом можно было судить по его голове, — жестами изображая: «Простите, мы продолжим этот разговор позже». Я тоже жестом выразил свое согласие (кивнул) и тупо смотрел, как они вместе вышли из Бишоп-Холла. Когда они дошли до двери, Макс не стал галантно пропускать даму вперед, напротив, он изо всех сил прижался к ней, чтобы придать им обоим нужную ширину, буквально вклинившись в бок Мэриэн, и так они протиснулись в проем одновременно. Студенты между тем незаметно рассосались, и, когда дверь за сладкой парочкой закрылась, я понял, что стою в холле один.