Плоть [ Авт. сборник ]

Между тем барабаны умолкли, зазвенели струны лир, наполнив чистый воздух полнолуния ласковой музыкой. Трепетно запела свирель. И на этом фоне возник кристально чистый голос. Голос Р-ли. Он звучал все выше, менял оттенки каждое мгновение, был разным на каждом вздохе и все-таки оставался одним и тем же — голосом Р-ли. Голосом сирены, таким же манящим, как и она сама. И таким же опасным. Джек опять слушал песню сирены.

В удивительный оркестр мягко и властно влился рокот струн какого-то, видимо, очень крупного струнного инструмента. Влился — и подчинил себе все остальные, и повел их за собой. Когда в лунном свете уже затихали последние высокие аккорды, он звучал мощнее и увереннее всех остальных звуков, воспевая величие духа и красоту природы. У слушавших волновались сердца, а на глаза навертывались слезы.

Потом и он замолк.

Потрясенная Бесс сильно сжала ладонь Джека и прошептала:

— Боже, как прекрасно!.. Нет, что бы ни говорили о вийрах, но петь они умеют…

Джек взял девушку за руку и молча повел дальше. Слов у него не было. Да они были бы лишними сейчас.

Потом он мог очень смутно вспомнить, как глядел сквозь просвет в густом кустарнике на праздник у костров. Они видели ритуальные танцы вийров и танцы-импровизации. Джек не сводил глаз с Р-ли. Когда она, танцуя, на несколько мгновений исчезла в кадмусе, а затем опять появилась в проеме входа, Джек успел заметить еще кое — что.

Из сумерек в глубине кадмуса выглядывало чье-то лицо. И хотя дым костров и расстояние мешали хорошенько разглядеть его, Джек был уверен, что видел лицо Полли О’Брайен.

Как только Джек окончательно уверился, что не ошибается, что там, в кадмусе, действительно Полли, он повел Бесс обратно. Ее родня, наверное, уже вовсю беспокоится, почему их нет так долго. Бесс совсем не хотелось уходить. Возбужденная музыкой и непривычными танцами обнаженных вийров, она с неохотой медленно пошла прочь от костров, опираясь на руку Джека и болтая без умолку. Джек почти не слушал девушку; впечатлений было многовато для одного вечера: песня сирены, танцующая Р-ли, Полли О’Брайен в кадмусе гривастых… Голова Джека кружилась, он почти совсем забыл о своей спутнице и даже не сразу понял, что Бесс остановилась и глядит на него из-под опущенных ресниц, приоткрыв губы для поцелуя.

Джек попытался забыть о приключениях последних суток, азартно и радостно целуя послушную и неумелую Бесс; в конце концов, хватит с него раздумий и забот о каких-то чужих женщинах! Какое они имеют отношение к нему и его жизни? Он живет здесь и сейчас. И здесь и сейчас ему нужна женщина его мира, мира, в котором он живет и который знает. Нужна семья, дом, дети и все такое прочее. Кстати, это наилучший выход из всех затруднений и сомнений последних дней.

Когда они вернулись к гостям, Бесс уже успела пообещать Джеку сменить свою фамилию на его. Правда, было решено пока никому ничего не говорить: вот кончится весенний сев, все станут посвободнее, тогда и можно будет объявлять о помолвке и устраивать праздник по этому случаю. Разумеется, хотя все будет держаться в секрете, Джеку следует побеседовать с мистером Мерримотом хотя бы о том, чтобы им разрешили видеться это время. Такие «прелюдии» к помолвке являются обычным делом. Редкие пары рискуют игнорировать общественное мнение и прервать отношения после официально разрешенных родителями «встречаний». Парню еще куда ни шло, а вот девушке… В таком случае она считается как бы «не совсем» целомудренной и вряд ли сможет найти другого жениха в этой округе. А уезжать куда-нибудь — страшно непрактично…

Словом, тайна Джека и Бесс, собственно, таковой не являлась. И хотя Джек считал всю эту возню глупой и ненужной, но, как и большинство мужчин, предпочитал в подобных вопросах не перечить женщине.

Сразу по возвращении, Бесс украдкой от Джека стала шептать что-то на ухо своей тетушке. Джек заметил устремленные на него заговорщические взгляды обеих и покраснел.

Праздник продолжался почти до рассвета. Джеку удалось проспать меньше двух часов и проснулся он с головной болью, сухостью во рту и отвратительным настроением. С трудом поднявшись, Джек кое-как оделся и побрел на кухню.

Ланк спал на груде шкур оборотней за печью и даже не заворчал, когда Джек легонько пнул его ногой под ребра. Поэтому Кейдж сам принялся разводить огонь, рассудив, что легче приготовить что-либо бодрящее самому, нежели пытаться разбудить пьяного слугу. Он залил крутым кипятком сушеные листья тотума и поставил настаиваться. А до тех пор надо покормить собак.

Вернувшись с псарни, Джек обнаружил пропажу бодрящего напитка, в результате чего Ланк еще раз получил ногой по ребрам, на этот раз гораздо ощутимее. Впрочем, он только крякнул и повернулся на бок. Рожа спящего раскраснелась и лоснилась от жара печи.

Джек снова лягнул слугу, Ланк сел.

— Ты выпил мой отвар?

— Ну… мне снилось, что я вроде что-то пил…

— Ах, тебе снилось?.. Так пусть тебе приснится, что ты, наконец, поднялся и сделал мне новый! А я-то еще пытался тебе помочь…