Плоть и кровь

Заметка о смерти Лорен заняла три абзаца на последней странице «Таймс». В статье о ней упоминалось как о студентке.

Я проснулся с мыслью о Бенджамине Даггере. И Шоне Игер. Тот факт, что объявления об «интимном проекте» печатались за несколько недель до исчезновения обеих девушек, не выходил у меня из головы. Майло прав, очевидной связи здесь нет, но рациональный подход к расследованию — удел его профессии. Мне же позволительно ошибаться.

Я поразмыслил над этим еще несколько минут и решил поискать Адама Грина — журналиста студенческой газеты, который освещал историю исчезновения Шоны. В телефонном справочнике значилось четыре Адама Грина, чьи телефоны начинались на 310. Одному только Богу известно, сколько еще людей с таким именем проживает в Лос-Анджелесе. Два номера из четырех оказались неправильными, еще один не отвечал. Наконец, когда я уже почти отчаялся, мне повезло. Я услышал сообщение на автоответчике, звучавшее обнадеживающе:

«Это Адам Грин. Возможно, я ушел на поиски нового источника вдохновения, или пашу за компьютером, или просто развлекаюсь где-нибудь. В любом случае, если вы не думаете, что жизнь — дерьмо, оставьте сообщение».

Немножко гнусавый баритон юноши, становящегося мужчиной. Я сказал:

— Мистер Грин, меня зовут Алекс Делавэр. Я психолог, работающий с полицией Лос-Анджелеса. Хотел бы поговорить с вами о Шоне Игер…

— Это Адам. О Шоне? Вы, наверное, шутите.

— Нет.

— Они опять взялись за это дело? Невероятно. Что-то случилось? Ее наконец-то нашли?

— Нет, — ответил я. — Ничего такого особенного. Ее имя всплыло во время другого расследования.

— Какого расследования?

— Вы все еще журналист, мистер Грин?

На другом конце провода раздался смех.

— Журналист? Вы имеете в виду мою работу в «Первокурснике»? Нет, я уже окончил университет. Сейчас на вольных хлебах, пишу рекламные тексты типа «Золотые капли росы — чистое дыхание утренней свежести». Половина этого — моя.

— Какая половина?

— Не важно. Так что же с Шоной? И какое другое расследование?

— Извините, я не могу с вами это обсуждать.

— Позвольте, ведь вы сами захотели поговорить со мной, разве не так? — Грин засмеялся. — Значит, вы психолог? Здесь, случайно, ФБР не замешано?

— Нет, вообще-то я работаю с полицейским департаментом Лос-Анджелеса. Я просматривал дело Шоны и наткнулся на вашу статью в «Первокурснике». Вы были более тщательны, чем все остальные, и…

— А теперь вы мне льстите. Хотя я действительно работал на совесть. Впрочем, особо сравнивать не с кем. Казалось, всем совершенно наплевать на нее. К несчастью для Шоны, ее отец не был сенатором.

— Всеобщая апатия?

— Просто никто не старался толком расследовать дело. Полиция университета сделала все, что могла, однако они не гении. А лос-анджелесская полиция поручила вести дело старикану Рили.

— Лео Рили, — подтвердил я.

— Да. А ему оставалось совсем немного до пенсии. Я всегда чувствовал, Рили хотел поскорее спихнуть это дело.

— Где вы брали материалы для статьи?

— Ошивался около университетских полицейских — наблюдал, как они звонят по телефону и расклеивают объявления о пропаже Шоны. Меня воспринимали как досадливого зануду. Не отрицаю, я зануда и есть. Правда, тогда я еще пытался это скрыть. Меня не покидало ощущение, что большого значения пропаже Шоны никто не придает. Кроме, конечно, миссис Игер, ее матери. Только что она могла сделать? Начала жаловаться. Кто-то из деканов и начальник университетской полиции встретились с ней и заверили, что делают все возможное. Она и о Рили была невысокого мнения. — Адам помолчал. — Я думаю, Шоны нет в живых. Мне кажется, она умерла вскоре после того, как исчезла.

— Почему вы так говорите?

— Просто чувствую. Будь Шона жива, она уже объявилась бы, разве не так?

— Мы могли бы поговорить об этом наедине? За завтраком, обедом, ужином?

— Полиция оплачивает?

— Нет, я.

— Отлично, тем более все равно работа не клеится. Ничто не приходит в голову насчет имбирной жевательной резинки «Гинкоба». Так, сколько сейчас, десять? Давайте перекусим в одиннадцать. Я живу в районе Беверли-Хиллз, к востоку от Сенчури-Сити. Как насчет кошерной закусочной недалеко от Робертсона?

— Конечно, я знаю, где это.

— Или нужно выбрать что подороже?

— Нет, я не имею ничего против закусочной.

— Ладно, тогда я закажу дополнительный сандвич и возьму его с собой.

* * *

Я приехал на десять минут раньше, занял столик в глубине закусочной и потихоньку жевал маринованные пикули, чтобы скрасить ожидание. В помещении было тихо и чисто. Две пожилые пары склонились над супом, молодая ортодоксальная еврейка хлопотала вокруг пятерых детей, все — не старше семи лет. Тяжелоатлет-мексиканец в велосипедных шортах и майке пытался управиться с жареной печенкой, ржаной горбушкой и кувшином охлажденного чая.