Плотин. Единое: творящая сила Созерцания

— Но прежде всего надо спросить себя: как не надо мыслить красоту? Нужно согласиться: красота не является абсолютным качеством тела. Ведь одно и то же тело один раз красиво, а другой раз нет. Поэтому ясно, что быть телом и быть красивым — не одно и то же. Обычный человек, например, в одном случае может часами любоваться форумом Нервы, но в другом случае, если он возбужден или углубился в себя, он пройдет мимо творения Рабириуса, даже не заметив его. Но ведь форум и в том, и в другом случае один и тот же.

Не надо мыслить красоту и как симметрию частей относительно друг друга и целого. Тогда красивым могло бы быть только сложное, а части, сами по себе, не были бы красивы, что, конечно, неправильно, так как красивое всегда состоит именно из красивых частей. Кроме того, разве не красивы многие простые явления, как, например, солнечный свет, золото, молния ночью? Наконец, часто одно и то же лицо один раз красиво, а другой — нет, хотя симметрия остается прежней. А что понимать под симметрией прекрасных занятий, законов, наук, знаний, теорем?

Как могли бы быть симметричными друг в отношении друга предметы знания? А если это надо понимать в смысле некой согласованности, то согласие и согласованность может существовать и в плохом. Например, утверждению «стыдливость есть глупость» согласно, созвучно и взаимно соответствует утверждение «справедливость есть благородная тупость».

— И как можно говорить тогда о симметрии как красоте по отношению к добродетелям, которые лишены математических определений? Как понимать тогда красоту находящегося в одиночестве ума?

— Таким образом, красота — это не симметрия и не абсолютное качество тела.

— Что же такое, на самом деле, красивое?

— Существуют определенные предметы, которые уже при первом взгляде на них опознаются, воспринимаются в качестве прекрасных. О них душа говорит как об известном, она их как бы принимает как прекрасные, и в отношении к ним она как бы приходит в гармонию. Когда же душа встречается с безобразным, она от него отворачивается, его отрицает, отказывается от него, не согласуясь с ним и отчуждаясь от него. Душа как она есть сущая по самой своей природе, и, относясь к лучшей сущности среди существующего, когда увидит что-нибудь родственное или след родственного, она радуется, беспокоится, возводит к себе самой и вспоминает о себе самой и о принадлежащем себе.

— Итак, красивое объясняется неким сходством чувственных вещей, явлений и т. д. с прекрасными смыслами, эйдосами в умственной реальности. Но как же воспринимать это сходство?

— Давай прежде всего рассмотрим, что такое безобразное. Абсолютно безобразно — все бесформенное, то неопределенное, что служит для восприятия эйдосов. Например, абсолютно безобразна, и потому безобразна чистая неизвестность, если ты сможешь представить себе эту неизвестность без понятия, то есть без образа «неизвестности».

Но безобразно также и то, что еще не побеждено смыслом, когда материя не поддалась окончательному оформлению через эйдос. Поэтому привходящий в материю эйдос упорядочивает путем объединенного полагания то, что из многих частей должно стать неделимым единством, приводя к одному определенному свершению и имея своим созданием это единство при помощи согласования, что сам он был единичен, и единичностью должно было стать и оформляемое через него, поскольку это возможно для последнего как состоящего из множества частей. Отсюда и водружается в нем красота, когда только оно приведено к единству. И в этом случае красота отдает себя саму и частям и целому.

Когда же эйдос попадает на то, что уже едино и состоит из подобных друг другу частей, он передает себя самого только целому, а в других случаях искусство может придать красоту иногда всему зданию, включая отдельные части, иной же раз тому или другому одному камню.

— Красивое познается направленной на него способностью воображения души. Само суждение о красоте возникает посредством сопоставления предмета или явления с находящимся в душе эйдосом, который служит как бы нормой.

— И такое сопоставление тела с тем, что существует до тела, не должно казаться странным. Конечно, например, построенное здание, если отделить камни, и есть не что иное, как внутренний эйдос, раздробленный внешней материальной массой, однако проявляется он во множестве как неделимый. Поэтому всякий раз, когда чувственное восприятие увидит, что эйдос, находящийся в телах, связал и победил природу, по своей бесформенности ему противоположную, и увидит форму, изящно возвышающуюся над другими формами, — оно, это восприятие, объединяя собранную здесь самое множественность, возносит и возводит во внутреннюю сферу, уже неделимую, и дарит он эту множественность как созвучную ей, согласованную с ней и ей любезную. Это подобно тому, как благородному мужу приятны следы добродетели, проявляющиеся в юноше и созвучные с его собственной внутренней истиной.