Плотник Реос

— Виллем! — воскликнула Аннь и рукой прикрыла глаза. Ей стало тошно.

Потом она по локоть закатала у Виллема широкий рукав рубахи и посмотрела на руку, белую как мел, но усыпанную красными следами укусов.

— Глянь, мастер! Посмотри-ка сам, — сказала она деловито. — Руки у тебя попестрей, чем птичьи яйца. Это прусаки накусали. Не милуешь ты их, насмерть бьёшь, вот они по ночам и не дают тебе покоя.

Кончили дробить клей. Виллем поставил горшок на край печки. Аннь всё ещё не уходила.

— Огонёк у тебя ровно свинячья гляделка, — сказала она, просто чтобы поговорить — иначе ведь скучно. А сейчас, на счастье, подвернулась ей под руку вещь, о которой можно тараторить без умолку. Аннь лампой постучала об угол скамьи, подбавила пламени. Лампа задымила на столе, как факел.

Виллем снова подкрутил фитиль; огонёк замерцал слабее, чем прежде.

— Ну и красота, — заметила Аннь, — лучше уж совсем загаси. Бог весть, что ещё тебе на ум взбредёт.

Насмешливо уставилась на Виллема, — ему, кажется, всё равно, что огонь, что нет. А ведь на дворе ночь, в тёмной горнице они вдвоём. И не удержалась Аннь — долго ли терпеть эдакий глазочек, — взяла да тихонько и потушила. Огонёк пропал враз, мигнуть не успел, словно кто-то невидимый пальцами загасил пламя.

Комнату охватила непроглядная темень, наступила гробовая тишина, никто слова не молвил, с места не двинулся. Тогда, чуть обождав, Аннь неслышно опустилась на пол, стала на четвереньки, подкралась к Виллему и вдруг завопила, охватив руками колени плотника.

Виллем не видел и не слышал, как Аннь подползла к нему, он прямо-таки взревел с испуга. А девушка, смеясь, выскочила в дверь и звонко прокричала из сеней:

— Счастливо оставаться, мастер! Завтра опять приду, работёнку принесу. Я ведь люблю тебя.

Виллем остался один в тёмной горнице, опёрся спиной о горячую печь, задумался. Ушла Аннь, и стало пусто в комнате, страшно, будто сама жизнь ушла отсюда.

Понял он, что комната у него мрачная, тёмная, сродни могиле. Нет в доме ничего живого, движется тут одна лишь тень человека — и только вместе с Аннь наведывается сюда жизнь. Но пройдёт месяц, другой, переедет к нему Лийна, и в доме никогда больше не будет пусто. Только навряд ли сможет она, Лийна, принести в приданое ту жизнь, ту резвость, на которую так щедра непоседа Аннь.

Виллем перепугался, поймав себя на таком неожиданном сравнении. Упрекнул себя: до чего же вздорные мысли приходят в голову! Откуда возникли они, словно туман в болотной низине?

Аннь и Лийна! Как же быть с этими двумя женщинами? Надо поразмыслить и позабыть ту, первую… За последнее время он чересчур разохотился слушать, как шутит Аннь. Лийна рассудительная, работящая, немолодая, она и должна добиться своего — одержать верх над молодой легкомысленной Аннь.

*

Давно залатана крыша, давно белеет на стенах новая дощатая обшивка. Теперь пора. Виллем даст понять ветреной Аннь, что больше не хочет видеть её у себя; домик его слишком мал, чтобы вместить двух женщин. Плотник побеседовал с Аннь в тот самый день, когда на Кебласком хуторе шла молотьба. Виллем говорить говорил, но не договаривал, и девушка не поняла его. Он спросил:

— Когда у тебя в Кебла год выйдет, как нанялась?

И Аннь ответила, что в мартынов день.

— В мартынов день? — повторил Виллем. — Стало быть, после уедешь отсюда и ко мне ходить перестанешь?

Он потупился, заробел, слова застряли в горле. Глядя на него, покраснела и Аннь.

«… ко мне ходить перестанешь!»

Сердце заколотилось, девушка забыла, что ей нужно как-то ответить. Так она и осталась в долгу с ответом: запыхтела на дворе паровая машина, завертелся с подвыванием барабан на гумне, снова началась однообразная работа — обмолот хлеба.

Поразмыслив, Аннь серьёзно сказала:

— Я в мартынов день ухожу из Кебла. Не смогу больше наведываться к Виллему, а ему жалко.

Виллем поднимал вилами снопы на помост; Аннь, стоя наверху, передавала их дальше. Когда выдавалась свободная минутка, она улыбалась Виллему, а порой кидала в него пучком соломы.

Хорошо, что раньше, чем свечерело у машины лопнул ремень: молотьбу пришлось прервать, усталые руки могли отдохнуть. Аннь сразу прыгнула с помоста вниз — чего там лестницу искать — и на лету уцепилась за Виллема. Смех пошёл по току. Аннь повалила плотника, и тот сердито отбивался от неё. Аннь дурачилась, и вскоре оба они с головой скрылись в соломе.

— Когда же свадьбу справлять будем? — спросила она, крепко обняв Виллема. — Теперь я знаю, что ты хочешь меня.

Аннь сказала как будто шутя, но Виллем знал, что девушка всерьёз думает о свадьбе.

— Примерно к рождеству справим, — сказал Виллем. Что ещё ответить взбалмошной девчонке. Он лежал не шевелясь, прижав ладони к лицу, боялся, видимо, за свои глаза — наколются на будяк.

Над обоими быстро вырастала соломенная гора: молотильщики знай подкидывали охапку за охапкой, чтобы скрыть, как говорится, любящую пару от постороннего взора. Когда наладили приводной ремень и раздвинулась соломенная гора, к народу вышла раскрасневшаяся Аннь, а спустя минуту за нею показался Виллем.