– Думаешь, легко защищать тех, кто, видя впервые, сразу считает тебя продажным скотом? Не разбираясь, что к чему, что у тебя за душой. Болеют ли у тебя дети? Когда ты спал в прошлый раз? Сколько говна тебе каждый день отгружает начальство? Когда все тебя боятся и бегут, как чёрт от ладана… Так просто, думаешь, потом пожалеть, войти в положение, сопереживать? Если б не книжонки ваши, вообще бы, может, никто ничего не чувствовал. Да ты и сам всё понимаешь. Ты ж меня тогда, у Сенной, чуть по матери не послал… Убежал куда-то… Торопится он… А послал бы, где б теперь чай пил? – Андрей закончил с той же улыбкой, с какой приветствовал Георгия некоторое время назад.
Горенов был поражён. В разговоре со следователем он ожидал услышать многое, включая обвинительный приговор в свой адрес, но только не это. В сущности, ничего нового не прозвучало, удивительным казалось лишь то, что Андрей подобный взгляд понимает и разделяет. Кто-то бежит в книги о драконах и эльфах, кто-то предпочитает далёкие планеты, несуществующие миры, кто-то – иные эпохи и страны, а некоторые остаются где родились, в «здесь и сейчас», им бы только щепотку справедливости да толику смысла. Но дело в том, что Горенова именно это и не устраивало… Он не хотел писать «книжонки» – а какое тут ещё слово подберёшь? – для того, чтобы менты верили в себя, а люди чуть меньше волновались. Его книга O, как венец созданного на данный момент, должна была служить куда более высокому замыслу. Он не видел своей задачи в том, чтобы утешать. Похоже, все и так слишком спокойны и умиротворены.
Кто-то из современников Белинского заметил, что, читая Данте, будто скользишь по волнам. Георгий хотел создавать тексты, которые бы вливались в эти моря. Мечтал, чтобы и его сочинения через века казались написанными специально для тех далёких, совершенно непонятных и даже невообразимых сейчас людей. Данте он очень любил. Это же надо догадаться, представить Божью волю в виде моря… Целая стихия воли!.. Море бытия в «Божественной комедии» у каждого своё, а это – одно для всех. «Воля, случай, рок» – ингредиенты всего, безусловная троица.
– Так вы Горенов, что ли? – радостно спросил Виталя. – Я очень люблю ваши книжки. Мы с супругой поклонники таланта, так сказать. – Он сразу встал и полез в шкаф. – Тут у меня в основном другие авторы… Но ваши тоже есть. Мне нравится. Смешно. А смех, говорят, жизнь продлевает.
– Да, он у нас большой читатель, – подтвердил Андрей.
На полке Георгий увидел множество знакомых корешков. Имелась и пара его детективов. Следователь взял один из них, выглядевший весьма зачитанным. Сбоку проступало коричневое пятно. Если бы Горенов любил эту «книжонку», ему было бы приятно представить, будто это – кровь, а так он сомневался между кофе и шоколадом. Скорее кофе. Ну да ничего, следы растворимого – натуральный они здесь вряд ли пьют – сами выцветают за пару лет.
– Подпи́шите, а? Жене покажу, скажу, что вот, писатели к нам заходят. А то ей не нравится, говорит, я тут «нормальных людей не вижу». Одичал, говорит…
«Это правильно, – подумал Георгий, – жене обязательно надо показать».
– А сейчас обидно было, – улыбнулся третий следователь. Все расхохотались.
– Я тебе больше скажу, – продолжал Андрей, обращаясь к гостю, – невозможно писать как есть. В детективах действуют нереальные менты, таких в жизни не бывает… кроме нас. На самом деле работа следователя – перекладывание бумажек и больше ничего. Мы должны торчать в кабинете целый день, сопоставлять, делать выводы. В засадах с пальцем на курке мы не сидим, даже свидетелей искать – не наша задача. Только отдаём письменные распоряжения операм. Вот попробуй, обрисуй всю эту хренотень в книжке. Такую муть никто ж читать не станет.
– Потому наши дела и отчёты никто и не открывает, – хихикнул Виталя.
– Бестолково это всё, – вступил третий. – У каждого опера куча поручений, лишний вопрос задать никто из них не догадается. Они вечно уставшие, дёрганные, внимание на нуле, смекалка отсутствует.
– Во-во!.. Умный в опера не пойдёт… А если пойдёт, то надолго не задержится.
– Удобнее самому… – кивнул Виталя. – Правда, суета лишняя…
– Потому и бегаем, как Шерлоки Холмсы, с лупами… – резюмировал Андрей. – Так что, ещё раз повторяю, не гонись за правдой. Может, это писатели нас придумали и объяснили, как лучше работать. Так что вы пишите, мы будем учиться и применять, так сказать, на практике.
Оказывается, они все умели улыбаться. На Горенова в данный момент глядели не суровые полицейские, а его благодарные читатели. Уставшие люди, которым интересно и важно, что он сочиняет. Чехов заметил: «Тогда человек станет лучше, когда вы покажете ему, каков он есть».
Досадно, но разговор подходил к концу. Георгий постарался продолжить его приятным для собеседников образом, задав «писательский» вопрос, который, помимо прочего, мог пролить свет и на его дела:
– Скажите, – спросил он всех сразу, – а какие убийства были самым необычными в вашей практике? Может, странные орудия запомнились?..
Все трое заговорили:
– Из пушки не стреляли.