Размышления о Романовых в данный момент давались Горенову значительно легче и доставляли куда больше радости, чем мысли о себе самом. Кроме того, возникало чёткое ощущение, безошибочное, поражающее своей убедительностью чувство, будто сегодняшнее пробуждение не похоже на другие, на вчерашнее, на позавчерашнее… Что-то изменилось, вот только что именно? Ответ подсказало громкое урчание в животе. Точно, Лена не звала завтракать.
За окном становилось всё пасмурнее, и валяться было попросту неприятно. Минут через двадцать Георгий собрался с силами и всё-таки поднялся. Он вяло натянул штаны, нашёл тапки и поковылял к двери. В нескольких сантиметрах от порога белела остывшая записка: «Сом, иди есть. Извини, не хочу с тобой разговаривать».
Горенов вышел на кухню. Одинокая алюминиевая миска с кашей ждала его на столе. Новые тарелки он пока не купил, потому приходилось питаться из чего попало. На плите стояла кастрюля с остатками. Там было ещё порции три. Странно, обычно дочь варила в небольшом ковше, на один день, чтобы завтра есть свежую. Так или иначе, охладившаяся забота давала понять, что Лена ушла отсюда давно. Георгий подогрел еду, позавтракал и пошёл в её… для него – всё ещё её комнату. Вещи на месте. Отлично!.. Но где она сама?
Наде звонить следовало только в самом крайнем случае. Пока точно рано. Испытывать весь этот позор – слишком высокая цена, если малышка просто вышла в магазин за продуктами. Или всё-таки?..
Горенов робко поглядывал на телефон, и тот внезапно зазвонил. Наконец-то! Лена? Надя? Борис? Вика! Сколько вариантов… Конечно же, Вика! Люма…
– Добрый день, Людмила Макаровна.
– Ну зачем ты так? Я же всё объяснила…
– Как «так», Люда?
– …Словно я перед тобой в чём-то виновата.
– Не придумывай, пожалуйста. Что ты хотела?
– Скажи, – вздохнула она, – когда ты пришлёшь рукопись новой книги? Формально у тебя ещё три недели, но если бы ты мог…
– Люда, – перебил он её решительно, – я так понял, что ты ценишь откровенность и прямоту в наших отношениях…
Он мог дальше не продолжать. Орлова прекрасно представляла себе, что Георгий скажет, и этого нельзя было допустить! Произнесённые слова потом не смогут исчезнуть без следа. Если успеет, то всё, конец.
– Гоша! Гоша, подожди! Я понимаю…
– Ничего ты не понимаешь! – прокричал Горенов, и они оба внезапно замолчали.
– Гоша…
– Нет, Люда… К твоему сведению, после презентации я не написал ни строчки… И не напишу. Никогда! Потому что больше не могу.
– Почему? Что с тобой? Ты заболел? Ты пьёшь? Ты пьян? Что-то в семье?
– Нет, Люда. Ещё будут предположения? – Они оба вновь послушали тишину. – Я всё это ненавижу… Я же, кажется, тебе объяснял… Ты даже представить себе не можешь, до какой степени!.. Ты не поверишь, на что я готов, чтобы ничего этого больше не было!..
– Ты что, обалдел?
– Возможно, Люда. Возможно. Но только я прошу тебя об одном, не звони мне, пожалуйста, никогда… По крайней мере, по этому поводу. Целее будешь.
– Что ты хочешь этим сказать? – искренне удивилась Орлова. Уж услышать угрозу она точно не ожидала.
– Не больше, чем сказал. И заруби себе на носу, между нами… Лена, Лена, что случилось? Где ты была? Извини, – в трубке Людмилы Макаровны раздались короткие гудки, и она облегчённо вздохнула. По счастью, Георгий сам остановился в мизерном шаге от непоправимого. От того, что нельзя было бы отменить. А всё остальное… Ну, с кем не бывает. За все эти годы ей доводилось слышать и не такое.
Дочь изрядно промокла. Петербург выполнил свои вчерашние дождливые обещания.
– Где ты была? – повторил свой вопрос отец.
– Подожди, пожалуйста, – запыхавшись, она прислонилось спиной к дверному косяку. Только тогда Горенов заметил огромный пакет, который Лена притащила с собой.
– Ты знаешь, я думала это легче…
– Так попросила бы… – он потянулся к пакету.
– Нет… – она отдёрнула руку.
– Слушай, извини, что я вчера…
– Нет… – рявкнула дочь. Уставшей, ей надоели эти реплики невпопад. – В смысле не переживай. Ты имел полное право так со мной говорить. Я не о том. Я думала, это легче… Я спрашивала тебя про твою личную жизнь, словно в шутку. Оказывается, я никогда не хотела услышать ответ… Знать правду…
– Но пойми, она, эта девушка… мне очень дорога.
– Я понимаю. И всё равно злюсь на тебя… за маму. Как злилась на дядю Валеру за тебя. Мне неприятно видеть отца со своей ровесницей. Ничего не могу с этим поделать. Где ты её нашёл?
– Лена, она гораздо старше.
– Нет… Я не хочу знать даже этого. В общем, папа, я ухожу.
– Куда? К маме?
– Ну какая разница?
– Что значит какая разница?!
– То и значит, папа!.. У тебя своя жизнь. Я, может быть, впервые вчера это поняла, когда ты стоял здесь и орал, как влюблённый школьник… Мой папа!.. В общем, я принесла тебе полезных продуктов немного. Деньги взяла в ящике. И себе кое-что купила… Только прошу тебя, ни о чём не спрашивай, ничего не говори, ладно?
– Почему? – поинтересовался он по-детски.
– «Потому что молчание – золото», Сом, ты же сам так маме говорил.