Плутоний для Фиделя. Турецкий гром, карибское эхо

Также я хотел бы отметить, что у меня нет отрицательного отношения к Хрущеву, его политика по отношению к Кубе была очень смелой. В ситуации, когда никто не поставлял нам нефть и когда все нефтяные предприятия практически полностью контролировались США, Хрущев принимает решение о поставке топлива на Кубу. Для нас это было прекрасное время, когда за одну тонну сахара мы получали восемь тонн сырой нефти! Это Штатам казалось экономическим идиотизмом — продавать нефть по такой смешной цене. В данный момент на мировом рынке соотношение цен между сахаром и нефтью изменилось в тридцать раз в пользу нефти. Когда с Кубы американцами была снята квота на продажу сахара, то эту квоту полностью Советский Союз забрал и начал закупку сахара в нашей стране. Для Союза это не было экономически выгодно, но являлось дружественным жестом по отношению к нам. И когда мы говорим о Карибском кризисе, я тешу себя мыслью, что это все-таки была защита Кубы, а не попытка Советской сверхдержавы улучшить соотношение сил в свою пользу.

Стоит отдать должное президенту США Джону Кеннеди за его разумную реакцию на события Кубинской революции и за его понимание того, что на Кубе при Батисте господствовала ужасная нищета и мы нуждались в реформах. О таких реформах в США даже никогда не шла речь. Нам нужно было провести реформы в сельском хозяйстве, судебную реформу, налоговую реформу и другие. Хорошо, что ни действия США, ни наши действия не сделали из Кубы второй Вьетнам, хотя мы были очень близки к этому.

В начале Карибского кризиса Родион Малиновский спросил у Хрущева, в каком аспекте воспринимать договор с Кубой, но Хрущев отложил объяснения на потом. Малиновский считал, что ЦРУ потребуется от трех до пяти, максимум семи дней для того, чтобы подавить кубинские силы. Во время Второй мировой войны он воевал на Кавказе. На самом деле Куба не такая страна, как думал Малиновский. Мы бы все как один с оружием в руках поднялись на борьбу с агрессором. Если бы на нас напали, мы бы смогли оказать достойное сопротивление. Нет ни капли сомнения в том, что это было бы масштабное сопротивление.

Я уверен, что слова Малиновского о том, что Куба неизбежно падет без советских ядерных ракет, были ошибкой. Мы бы сражались в любых условиях. Я это утверждаю со всей своей прямотой. В апреле 1961 года в Плайя-Хирон после 68 часов беспрерывных боев мы перешли в контрнаступление. Потом мне доложили, что приближается новый десант США и что они уже начали высадку. А потом стало известно, что уже некому поддерживать высадку. Тогда я понял, что мы победили.

Я благодарен Советскому Союзу за всю оказанную нам помощь (СССР всегда хотел нам помогать), но я не могу принять ту форму, в которой эта помощь оказывалась. СССР был сильной державой. Хрущев был очень заинтересован в развитии перманентного революционного движения. Он хотел, чтобы политические идеи, на которых основывалась русская революция и советский социализм, нашли воплощение за тысячи километров, причем это революционное движение исходило бы от латиноамериканского народа. И он во все это верил.

Хрущева очень волновало вторжение США на Кубу в апреле 1961 года. Его престиж и так уже пострадал из-за ситуации, которая сложилась в Берлине, он никак не мог отстоять интересы Восточного Берлина. Не следует забывать, что обстановка в Берлине была сильно накалена, и это осложняло всю ситуацию в Европе. В глазах всего мира, в глазах советского народа Хрущев был просто обязан помочь Кубе и защитить ее. Если бы Советский Союз не вмешался в ситуацию, то скомпрометировал бы себя, потерял престиж и авторитет, притом что Куба входила в зону интересов СССР.

Сейчас давайте разберемся, что же это было на самом деле — защита Кубы или попытка улучшить в свою пользу военно-политическую международную ситуацию.

Я начал обсуждать этот вопрос с советскими руководителями, с Хрущевым, Молотовым, Громыко и другими высокопоставленными советскими лидерами, кажется, в апреле, но было уже поздно. Уже была в США одобрена операция «Мангуста», результатом которой должно было стать вторжение на Кубу. Она уже шла полным ходом. Для меня казалось странным, что поводом для ее проведения послужили переговоры, состоявшиеся 30 января, а маршал Бирюзов прибыл к нам только четверть месяца спустя. Хрущева подтолкнули к активным действиям документы, которые начали появляться в большом количестве с ноября 1961 года и в которых говорилось о военных планах Роберта Макнамары. Мы пришли к выводу, что ситуация сильно обострилась. В эти четыре месяца появилось огромное количество документов, проектов, гипотез, постепенно приходили новости. Все это подтверждало, что что-то должно произойти.