Плутовка

Рич наморщил лоб.

— О чем вы?

— Спросите Кристину. Похоже, она знает ответы на все вопросы.

— Вы считаете, что в том, что с вами произошло, виновата она?

Вирджиния шумно вздохнула.

— У меня есть все основания подозревать, что это ее рук дело.

— Вы отдаете себе отчет в том, насколько серьезные обвинения вы выдвигаете?

Напряжение нарастало — оно было разлито в воздухе. Голос Рича звенел от нараставшего в нем гнева, который грозил вот-вот вырваться на поверхность. Что-то подсказывало Вирджинии, что его ярость вызвана не только тем, что она не сказала ему всей правды о себе, — за этим крылось нечто другое.

— Принимая во внимание то обстоятельство, что Пол ваш лучший друг, я не собираюсь давать этому делу ход, — сказала она. — Однако позвольте спросить, что такого предосудительного я совершила. Неужели изменить имя это преступление?

Не сводя с нее безжалостного взгляда, Рич произнес фразу, которая окончательно сбила Вирджинию с толку:

— Это касается вашего брата, Роберта Спенсера-Китса.

У Вирджинии вытянулось лицо; она почувствовала, как по спине у нее пробежал холодок.

— Бобби? — ошарашенная, пролепетала она. — Но я не понимаю. Что такое вы говорите? При чем здесь мой брат? Он погиб… погиб на войне…

Рич был непреклонен.

— Ваш брат погиб в Лондоне во время бомбежки. В тот же день погибла и моя жена. Ее обнаженное тело извлекли из руин отеля вместе с телом молодого офицера, которым — как установили — и был ваш брат. Теперь вы понимаете? Понимаете, что имя Спенсер-Китс не вызывает во мне никаких иных чувств, кроме ненависти и презрения?

10

В столь беспощадной манере выложив Вирджинии всю правду, Рич и не предполагал, какой душевной травмой это обернется для нее. Он не подозревал, что лишает ее самого ценного — светлой памяти о брате. Связанные с именем Бобби воспоминания, которыми она так дорожила, в которых находила покой и тепло, внезапно увяли, как сломанный цветок. Сердце ее сжалось от боли, на глаза навернулись слезы.

— Нет, — прошептала она, дрожа от ужаса и в смятении качая головой, отказываясь верить своим ушам. Колени у нее подогнулись, и ей снова пришлось ухватиться за спинку стула, чтобы устоять на ногах. — О, нет, этого не может быть!.. Это какая-то чудовищная ошибка…

— Это правда, — сказал Рич.

Если он в тот момент и питал чувство жалости к ней, то этого никак нельзя было сказать по его каменному лицу. Гнев застилал ему глаза.

— Я не верю вам! — в отчаянии вскричала Вирджиния.

По ее пепельно-бледному лицу градом катились слезы. Она плакала от страха, страха лишиться того, чем жила, — лишиться светлых воспоминаний о любимом брате.

— Даже если это был действительно он, тот офицер, которого извлекли из развалин отеля вместе с вашей… с вашей женой, это еще не значит, что у них был… роман. Бобби собирался жениться. Он никогда не совершил бы такого бесчестного поступка.

— Очень трогательно, — сквозь зубы процедил Рич. — Уж не хотите ли вы сказать, что ничего об этом не знали? Мне трудно в это поверить.

— Вы можете верить мне или нет, но я никогда не лгала вам. И я не верю, что Бобби мог совершить такое. И никогда не поверю!

— Как ревностно вы его защищаете, — скупо проронил Рич.

— Потому что я хорошо его знала. Я верю, что он невиновен. Он был порядочным человеком, неспособным на подлость.

— Ваша верность памяти брата достойна восхищения, но мне кажется, в данном случае она неуместна.

Вирджиния словно окаменела. Всем своим существом, всеми фибрами души она отказывалась признать то, что услышала. Она вдруг стала похожа на перепуганного, растерянного и беззащитного ребенка. Мягкий свет падал на ее лицо, на котором лежала печать неизбывной скорби. Настолько жалкое она являла собой зрелище, что у Рича дрогнуло сердце и он уже готов был броситься к ней, но следующие ее слова заставили его остановиться.

— Вы, кажется, забываете, что он мой брат, — сказала Вирджиния, перед мысленным взором которой отчетливо представал образ Бобби, его гордое, благородное лицо. — Никого я не любила так, как его. Вы хоть понимаете, что мне пришлось испытать, когда я услышала, какая чудовищная участь постигла его? Что я испытала, представляя себе кровавую бойню на полях Бельгии? Все эти годы я верила, что мой брат погиб смертью храбрых, пал на поле боя. И теперь услышать от вас такое!.. Как вы можете быть таким жестоким, таким бессердечным? Ведь мне придется жить с этим до конца моих дней.

— Я думал, вы предпочтете высокому обману правду, пусть и горькую. По-моему, вам следовало бы спросить у своих родителей, почему они сразу не рассказали вам правду о том, как погиб ваш брат. — В голосе Рича звучал горький сарказм. — И еще мне кажется, вы тоже кое о чем забываете. Вы забываете, что я потерял жену.