Плывун

Серафима обнаружила в платяном шкафу кое-какую одежду и без разговоров уложила ее в пакеты, которые спрятала в антресоли шкафа.

— Может, что-то оставить? Пригодится, — возразил Пирошников.

— Носить одежду с чужого плеча неприлично, — сказала она. — Если это не родной человек. Кроме того, она не подходит по размеру.

Исключение было сделано для роскошного синего шелкового халата с золотыми блестками, который висел в ванной. Он напоминал мантию или летнюю одежду Деда Мороза, — был легок и спадал, струясь, до самого пола, когда Пирошников его примерил. Халат оказался впору.

— Пусть висит, — сказал он. — Это же ничей халат. Просто для моющихся.

Серафима согласилась. Ей тоже понравился этот халат.

Подобный разговор возник, когда Серафима добралась до холодильника и продуктовых шкафчиков в кухне. Здесь было довольно много запасов — банки, упаковки, фасованные продукты — причем часть из них была вскрыта и отчасти использована.

Серафима вознамерилась все выбросить на том основании, что это чужое.

Пирошникову стало жаль продуктов.

— Давай оставим, — сказал он.

— Жаба задавила? — улыбнулась она.

Пирошников подошел к ней близко и тихо, но внушительно проговорил:

— Если ты хоть раз еще употребишь это омерзительное выражение, то я тебя… уволю!

Она в тон ему отвечала:

— А если ты когда-нибудь еще употребишь по отношению ко мне слово «уволю», то я уволю тебя!

Несколько секунд они смотрели в глаза друг другу, а потом вдруг вместе рассмеялись, и Пирошников, неловко хромая, закружил жену, как бы вальсируя.

— Вот! Вот что нам было надо! — восклицал он. — Послать друг друга нах! Вот теперь я поверил, что мы какая-никакая семья.

Отдышавшись, он сказал.

— Давай рассудим. Продукты, которые вскрыты, — это чужие продукты. Ими пользовались. Их жрали, грубо говоря. Мы их выбросим… Но нераспечатанные продукты — это услуга администрации для проживающих. Они пока ничьи…

— Каких проживающих? Здесь останавливался один человек!

— А это совершенно неважно. Останавливался он — теперь останавливаемся мы. И продукты — наши. Убедил?

— Хорошо, — согласилась она. — А макароны выбрасывать? Их из упаковки переложили в стеклянную банку.

— Это вопрос философский, — сказал Пирошников. — Я бы оставил.

Обследование апартаментов показало, что почти ничего, кроме одежды, ноутбука и любимых предметов, типа настольной лампы или персональной чашки для чая, сюда везти нет надобности. А посему переезд завершили в тот же день, съездив пару раз на лифте туда-сюда. Теперь в распоряжении Пирошникова и Серафимы были столовая, гостиная, кабинет и спальня. Не считая гостевой комнаты и кухни. Впрочем, последняя была совмещена со столовой.

Домочадцы наблюдали за переездом внимательно, но неназойливо, препятствий не чинили, от комментариев воздерживались. Пирошников запер квартиру и магазин, который еще официально не открылся после возвращения на старое место, и они с Серафимой отправились в кино.

В публичном кинотеатре Пирошников не был так много лет, что и не вспомнить. Последним точно датированным воспоминанием был просмотр фильма «Приключения Буратино» вместе с Толиком и Наденькой, когда Толику было примерно лет восемь-девять, то есть больше тридцати лет назад. Неудивительно, что современный кинотеатр поразил Пирошникова — и кресла, и звук, и очки, чтобы смотреть объемное изображение… Короче говоря, все, кроме самого фильма, который не имел никакого отношения к жизни, к людям и к самому Пирошникову.

Странно, подумал он. Буратино имел отношение к моей жизни, хотя я был тогда взрослым человеком. Да он и сейчас имеет к ней отношение. Я до сих пор ищу Золотой ключик.

Фильм закончился около девяти часов вечера, и Пирошников с Серафимой не спеша пошли пешком по Большому проспекту Петроградской стороны и дальше, погружаясь в сеть улочек, которые привели их к дому. Подходя к нему, они заметили у главного подъезда желтый фургон с надписью «Водоканал» и прибавили шаг.

— Что там еще стряслось? — пробормотал Пирошников.

В вестибюле они увидели человек шесть домочадцев, которые что-то обсуждали и смолкли, завидев Пирошникова.

— Езжай наверх, я зайду к Максиму, узнаю, — распорядился Пирошников, передавая Серафиме ключи от резиденции.

Она уехала на лифте, а он по лестнице направился вниз.

В коридоре минус третьего было довольно многолюдно для вечернего часа. Домочадцы стояли группками и тоже замолкали, когда Пирошников проходил мимо.

Все это вызывало тревогу, но паники в людях он не замечал.

Наконец он дошел до бокса аспиранта и постучал в дверь.

— Заходите! Открыто! — раздался изнутри голос Максима.

Пирошников вошел. Максим сидел за компьютером, на экране которого был изображен бизнес-центр в виде схемы, и что-то вычислял на калькуляторе.

— Что тут произошло? — с ходу спросил Пирошников.

— Присядьте, — Максим указал на стул. — В общем, ничего страшного. Но вам будет весьма любопытно.

И он рассказал. Как и было обещано, Подземная рада собралась в кафе попить пива и покричать заклинания, а юноша Август с гитарой снова пел песни и читал стихи.

— Сейчас покажу. На этот раз я звук записал.