Плывуны. Книга первая.Кто ты, Эрна? (СИ)

Я не стал спрашивать, кто ему обо мне рассказывал. Мало ли: может у него правнуки в нашей школе, меня многие знают. Тем более после того как плакаты со мной и Катюшей были развешаны по всему городу. Это просто что-то нереальное. Заказ пошёл в типографию ещё до передачи на ти-ви. И Светочке пришлось-таки ещё раз со мной столкнуться, уже в плакатном виде. Я торжествовал. А Дэн, помню, всё злился и угрюмо взирал - мы не здоровались после конфликта в раздевалке, а если сталкивались в школе в коридоре, то ударяли друг друга плечами.

- Не знаете, кто это? - я указал на пятнистого.

- Рассказать - не поверишь, - улыбнулся дед; я понял, что он навеселе.

- Почему не поверю?

- Ты думаешь, ты живёшь в нашем городе?

- Да, - я не знал к чему дед клонит, но начал понимать, что он заговаривается.

- А ты живёшь уже в другом городе. Помнишь, ты маленький был на митинге, и потом я маме твоей карты показывал? Подземных вод.

- Ну, помню.

- Так вот.

Тут дед остановился, завис. Я обернулся. Пятнистый мужик поднялся со скамеечки, побрёл обратно еле-еле. Видно было, что ему очень тяжело идти.

- Это он к себе на могилу приходил, - пробормотал дед.

И меня пробил озноб. Дикий страх обуял меня, выражаясь языком из учебника литры. Я поднялся и сказал деду:

- До свидания.

- Думаешь, я сошёл с ума, спетрил?

- Ну что вы! - мне захотелось сказать этому человеку что-то хорошее, умное, настоящее. Мне было жалко, что такой умный человек прозябает, потихоньку сходит с ума, опускается, деградирует, и по-прежнему крапает эскизы решёток на кладбище. Если ещё крапает... Всё-таки прошло достаточно времени с той ограды, которую мама, точнее город, ему заказали.

- Хорошо, что ты не думаешь, что я выжил из ума. Тут, брат, такие дела скоро начнутся. У-ух.

Раздался собачий лай.

- Сюда приводят собак, бездомных, случается, что и тех, которые потерялись. У тебя никто собаку не терял? Там такая хаска - глаз не отвести. С полигона, что ли, сбежала... Иди посмотри.

И я пошёл смотреть собак. А заодно увидел и упаковки из-под сосисок. Хаска была очень красивая, голубоглазая, как Катюша. Вы, наверное, подумали, что Катюша если голубоглазая, значит она блондинка. А вот ноу. Катюша - шатенка. И смуглая. Жду-недождусь первого сентября, чтобы её увидеть...

Я вернулся к деду и спросил:

- Кто это кормит собак сосисками?

- А есть тут одна, - дед посмотрел на меня пристально. - Эрна. Знаешь, что в переводе значит?

- Что?

- Сказочница.

Сказочница. Я ору. Уж она-то сказочница. Особенно после того, как вырезала меня из репортажа и интервью и палец мне сломала. Я попрощался с дедом и поехал домой. Тем более что солнце садилось. И я хотел сесть в маршрутке у окна и полюбоваться красным кровавым закатом. Это случалось не каждый день. Обычно закаты у нас жёлтые летом. А, может, я просто раньше не обращал внимание на закат? Я посмотрел на мобильнике время. Да уж. Темнело с каждым днём всё раньше и раньше. А вроде совсем недавно мы и в десять вечера с Владом и Лёхой ржали над этим звезданутым пятнистым мужиком.

Мужик опять присел на какую-то скамейку и сверкал в закате своими очками. Я обогнал его по параллельной дорожке, вышел с этого поганого кладбище, подальше от звезданутых архитекторов и тормознутых посетителей могил, вздохнул полной грудью... На остановке я вдруг вспомнил мужика снова, посмотрел на закат и понял, что мужик-то сидел спиной к закату. Вопрос: как же тогда он сверкал стёклышками очков?

Глава третья. О вреде воровства

Глава третья

О вреде воровства