Плывуны. Книга первая.Кто ты, Эрна? (СИ)

- По делу? Тогда другое дело! - и Катюша кидает в рот, не две как обычно, а три таблетки жвачки.

Я вдруг понимаю, что совсем не хочу сухариков, хотя пакет уже открыл. Всё та же бабка, идущая впереди нас, вздрогнула от звука раскрывшегося пакета - звук как маленькая бомбочка. Ого! Бабка слышит хорошо, так везёт в её древнем возрасте не всем.

Дождь теперь под ногами. В виде грязи. Но мы идём по асфальтовым дорожкам, сворачиваем вниз, направо, вниз и вниз. Архитектор машет мне рукой.

- Я к нему, Катюш. У нас долгий разговор намечается.

- То есть: я не нужна? А почему ты мне не сказал, что едешь к нему?

- Потому что я сам не знал.

Катюша раньше бы пошутила, поглумилась бы. Но сейчас она привыкла к моим странностям, она топчется, переминается, джинсы внизу мокрые:

- Я же буду мешать... Я же не мешаю тебе, да, Тём?

Она знала, что мешает мне, но знала, что я привык, что она мешает, что мне вне школы всё равно: рядом она или нет. Быть рядом - её выбор, её желание. Я не запрещаю. Она влюблена в меня, потому что, чем меньше мы, тем больше нас - я стал сокращать классика.

Я свернул ещё вправо и ещё, дорожки идут под откос, к деревянным сараям и избушке - там мастерские, кузнецы и каменщики. Никого на улице - дождь только кончился. Когда мы уже подошли, из сарая вышел архитектор, он закурил.

- О! моё почтение. - это больше адресовалось не мне, а моей маме. Но Катюша не знала этого. Она удивилась: бомж здоровается с нами.

Катюша спросила:

- Нет ли у вас подстилки? (У сараев стояли скамейки, это были коммерческие предложения, за многими оградками стояли такие скамейки). Лично я бы не рискнул сесть. Но Катюша устала, потом я узнал, что ей натёрли новые ботинки, чёрные, лаковые.

Архитектор тут же всё понял, пыхнул сигаретой, зашёл в помещение, принёс пухлую, похожую на спасательный круг, надувную подстилку. Кинул как бумеранг Катюше - Катюша ловко поймала.

- Супер! - обрадовалась Катюша.

- Аккуратно сиди, соскользнуть можешь. Скамейки скользкие - предупредил архитектор. Глаза его старчески слезились, может быть это был прошедший дождь.

Катюша села и замерла. Архитектор продолжал курить.

- Ну что? Дошёл до ручки и до ножки? - спросил он отстранённо, спокойно, просто констатируя факт.

- Типа того.

- Типа того, - передразнил архитектор, затянулся, - сигарета догорела до фильтра, архитектор поморщился, как от противного лекарства, он взял жестянку, затушил о неё бычок и бросил окурок. Внутри банки зашипело. Лицо архитектора было серо, щетинисто, морщинисто, скулы выпирали так, что можно было изучать череп.

- Изучаешь? - поймал мой взгляд. - Прикидываешь, живой я или мёртвый?

- Нет, что вы!

- Пока живой, - усмехнулся. - Постарел, постарел, это да. Время течёт, понимаешь, бежит. Ты растёшь, я врастаю. В землю. Мда... - бормотал он. Я даже подумал уйти - такой архитектор был весь слезящийся, дышащий на ладан, но передумал. Я чувствовал тут, рядом с этими сараями, полное успокоение. Не было нервности, дрожи, всё шло как шло, текло и протекало сквозь пальцы... Тоска улетучилась!

- Ну что, Артём, щегольков сын, и сын администрации...

- Мама по связям с общественностью, она законы не принимает, - сказал я, оправдываясь.

- Так законы дума принимает, а толку, - архитектор ступил под козырёк сарая, похлопал почему-то магнитолу, тыкающую в воздух антенку, к антенне был привязан провод - ловило радио, видно, здесь в низине неважнецки - и снова вышел ко мне.

Катюша скучала, а ещё она презрительно смотрела на архитектора. Ну да. Он был неухожен, небрит, щетинист, в шапочке с помпоном как у Санты, в каком-то лежалом выцветшем на плечах пальто...

- Ты так смотришь, Артём, удивлённо на моё пальто. Тут у нас сыровато. Вот и стараюсь с осени по-зимнему...