Масато молча проводил взглядом сгорбленную фигурку в коротеньком халате.
Ещё в прошлом году ветер сорвал с крыши дома вдовы Уэды Тоёко кусок полусгнившей кровли, и в этом месте сейчас зияла дыра. Когда шёл дождь, вдова обычно подставляла под неё деревянное ведро. Но сегодня дождь начался на рассвете, когда все, кроме маленькой Умэ-тян, спали.
Шестилетняя Умэ-тян, вдоволь отсыпавшаяся днём, услышала мягкие звуки падающих на цыновку капель.
Скованная тяжёлым недугом, она не поднималась со своего дзабутона - подушки для сиденья, - на котором свободно умещалось всё её маленькое, истощённое тельце.
Дзабутон этот был очень стар, из его давно порвавшейся зеленоватой обивки во все стороны вылезали клочья потемневшей ваты.
Сумрачный рассвет уже пробивался в дом сквозь натянутую на окно бумагу, и Умэ-тян увидела на полу маленькую лужицу.
Сначала она была почти незаметна на темно-желтой цыновке. Капля за каплей лужица всё увеличивалась и наконец пустила крошечный ручеёк. Он весело побежал по ложбинке между двумя цыновками к спящему Тэйкити.
Брат Умэ-тян спал прямо на цыновке, подложив под голову подушку, набитую бобовой шелухой. И мама тоже спала. Вот уже несколько дней, как ей стало совсем плохо; ночью она часто жалобно стонала и всхлипывала.
Умэ-тян с трудом дотянулась до руки Тэйкити. Он сразу же проснулся и, увидев лужицу, взял тряпку - остатки изодранного на днях собаками халата - и вытер цыновки. Но мать продолжала лежать в постели. Это было необычным для неё: она всегда поднималась раньше всех. Тэйкити подсел к её тюфяку. Лицо матери пылало нездоровым румянцем.
- Мама, мамочка! - тихо окликнул её Тэйкити.
Она с трудом приподняла опухшие веки и посмотрела на сына тяжёлым, затуманенным взором.
- Воды… - с трудом сказала мать.
Она попыталась приподняться, но тут же снова легла и закрыла глаза.
Тэйкити молчал. Он смотрел на мать, и ему казалось, что её маленькое лицо стало ещё меньше, дыхание у неё было прерывистое, в горле что-то булькало.
Тэйкити бросил взгляд в сторону сестрёнок Фуми и Умэ. Фуми спала, спрятав голову под рваным одеяльцем. Умэ, приоткрыв рот, прижалась щекой к своей любимой глиняной куколке. Бледная кожа на осунувшемся личике Умэ-тян словно просвечивала.
В комнате было тихо. За окном продолжал идти дождь. Ветер врывался в комнату сквозь дыры в бумаге на окнах и входной двери. В углу над нишей обвалилась штукатурка, отверстие было заткнуто соломой; она тоже пропускала ветер.
«Чем же их покормить сегодня! - подумал Тэйкити. - Вчера ночью ничего не удалось собрать… ничего, кроме одной банки с остатками паштета. Но его оказалось на дне слишком мало, а кожура бананов была испачкана табачным пеплом. Если мама заболела и не пойдёт стирать бельё, то в доме сегодня не будет никакой еды.
Остаётся одно: пойти к Фудзите и попросить взаймы что-нибудь».
Вспомнив маленькие, колючие глазки владельца «Дома журавля и черепахи», мальчик поёжился: «Обязательно выгонит. Что тогда делать?»
Он ещё раз взглянул на пылающее жаром лицо матери и на сестрёнок и, потуже затянув пояс на халатике, вышел из дома.
Небо над посёлком было обложено низко нависшими тучами. Они укрыли всю вершину Одзиямы, и сейчас, из-за тонкой сетки моросящего дождя, еле проступали обесцвеченные склоны гор.
Прежде чем войти в магазин Фудзиты, Тэйкити долго топтался у входа. Чем бы разжалобить отца Синдзо?
Толстого, коротконогого, краснолицего Фудзиту мало кто любил в Одзи. Особенно не любила его детвора бедняков, которую обычно посылали к Фудзите перед получкой попросить в долг бадейку соевого теста или бобов.
В таких случаях владелец магазина никогда не забывал напомнить маленькому просителю о том, что по вине должников он терпит сплошные убытки и что все они неблагодарные свиньи и скоты…
Фудзита был очень предприимчивым человеком. Он тайно покупал у солдат и офицеров иностранного гарнизона пайковые консервы и сигареты и продавал их втридорога японцам. Кроме торговых операций, он извлекал большие барыши от посредничества по поставке детей владельцам текстильных фабрик, которым требовались такие рабочие, которым можно было бы платить вдвое меньше, чем взрослым.
Фудзиты не оказалось в магазине. Приказчик, не удостоив мальчика взглядом, буркнул, что хозяин во дворе на складе.
Переступив порог большого оцинкованного склада, Тэйкити в изумлении остановился.
Все сказки, в которых рисовались богатство и изобилие, меркли перед тем, что предстало перед его взором.
На полках вдоль стен всеми цветами радуги переливались консервные банки с иностранными этикетками, висели связки сушёных каракатиц и морской капусты, а кадки были наполнены пропитанными соей мелкими устрицами, лангустами и тонко нарезанными ломтиками баклажанов и редьки. А сколько здесь было такого, что Тэйкити видел впервые в жизни и не знал даже, как оно называется! Ему показалось, что он попал в сказочный дворец изобилия, огромный и бесконечный, как мир…