Площадка у автозаправки «Шелл» называлась «Кафе „Бережок“», потому что здесь алкоголики могли спокойно бражничать. В дождливую погоду они забирались в старые машины, брошенные у реки. Со стороны Опо пахнуло холодом. За последние дни из-за таяния снегов вода поднялась на угрожающий уровень.
Я сел на капот разбитого «воксхолла» и закурил. За рекой я увидел новую цианамидную фабрику, запущенную за несколько месяцев до признания комбината банкротом. Чуть дальше фабрика по производству дициандиамида, где отец устраивал меня на летнюю подработку, когда мне было восемнадцать. Помню летние ночи, когда я выходил на тот балкончик на четвертом этаже. Смотрел, как на улицах громыхают грузовики. Стоял в изгвазданной робе, зная, что не стану плавильщиком, как отец.
Я прождал с полчаса, потом позвонил в справочную узнать номер Артура Ларсена. Шум реки перекрывал все звуки, и я сел в полуразвалившийся «воксхолл». Ларсен не отвечал. Этот мерзавец меня обманул. Я позвонил Ирен, но снова безрезультатно. Я не знал, что делать. Закрыв глаза, я слушал шум реки.
Я сидел в «воксхолле», который больше уже никуда не поедет.
~~~
Когда я пришел на автостоянку, то у себя в «вольво» обнаружил Эрика Бодда. Он поздоровался со мной через окно, дожевывая кебаб. Через год-другой он точно растолстеет. У него склонность к полноте и к тому, чтобы раздражать других.
Я наклонился к окну:
— Прошу прощения, но что ты делаешь в моей машине?
— Я подумал, ты свозишь меня на поле для гольфа, — ответил Бодд.
— Ах, ты подумал… А что еще ты подумал?
— Ты в гольф играешь?
Я покачал головой.
— Жаль, — сказал Бодд. — А я-то думал, ты со мной сыграешь.
— Так много думать вредно, — заметил я.
— Ты прав. Я стараюсь не думать, стараюсь не показываться на работе. Вот, решил съездить на гольф. Кстати, на заднем сиденье сумка. Надеюсь, все пройдет хорошо.
Я не ответил.
— Попробуй разок, — посоветовал Бодд. — Тебе понравится. Бывает, сижу на работе и только и думаю что о гольфе.
— Бросай думать. Пора бы уже.
— Знаю, но ничего не могу с собой поделать.
— А теперь можешь подумать, как бы выйти из моей машины.
Я широко открыл дверь. Эрик Бодд не двигался. Я тоже. Бодд закрыл дверь.
— У меня предложение, — заявил он. — Мы едем на поле для гольфа. Я прохожу круг. Потом — ты.
— У меня предложение получше, — сказал я. — Ты выходишь из моего автомобиля.
Бодд повернулся и взял сумку с заднего сиденья. Порылся в ней и извлек конверт, из которого вынул фотокарточку. Я долго вглядывался, пока понял, что на ней. Похоже, снимали длиннофокусным объективом из-за деревьев. В кабриолете сидели двое. Я и Ирен — в ее машине — в последний вечер. Я смотрел на фотографию. И думал только о том, как давно это было.
— Город маленький, — сказал Бодд.
Я обошел машину и сел. Прислонился затылком к спинке сиденья и положил руки на руль, как будто собирался вести. Потом — отер ладони о колени, запустил двигатель и включил поворотник.
— Сначала журналисту приходится делать кучу домашних заданий, — вещал по дороге Бодд. — Многие считают, что мы просто разъезжаем туда-сюда, а мы делаем домашние задания. Возьмем здешнее поле для гольфа. Кто поверит, что в Одде есть поле для гольфа?
Я не ответил. Подумал только, что у этого парня неприятный голос.
— До этого я бывал в Одде только проездом, — продолжал Бодд. — Да, город изменился в лучшую сторону, но жить бы я здесь не стал. Не знаю, ты, наверное, привык. Ты можешь на многое не обращать внимания.
Он рассмеялся.
— Слыхал эту шутку? Говорят, что в оддовчанах столько тяжелых металлов, что с ними надо обращаться как с отходами особой категории.
Я снова промолчал. Надо было поправить его и сказать, что правильно называть жителей «оддинцами». Надо было сказать ему, чтобы шел делать домашнее задание. Надо было свернуть на обочину, достать из багажника винтовку и пристрелить этого парня с одного выстрела.
Мы проехали Тукхейм и выехали в Аскане. Я остановил машину возле поля для гольфа. Некоторое время мы сидели и слушали, как затихает мотор.
— Твоя история не принимается, — сказал Бодд.
— Какая еще история? — спросил я.
— О том, где ты был той ночью. Про «бывшую» и потоп в подвале. Есть получше?
Я не знал, нужно ли блефовать. Я так устал от блефа, что сейчас готов был рассказать Эрику Бодду что угодно.
Мы вышли из «вольво». Бодд взял с заднего сиденья сумку. Поле для гольфа располагалось у залива, рядом с цинковым заводом. Отсюда открывался вид на цеха, резервуары, соединяющие их трубы и другие трубы, некогда отравлявшие выбросами все вокруг. Поле для гольфа тоже было отравлено. Насквозь зараженная площадка, в которой проковыряли восемь дырок. Ходила шутка, что, если вынуть мяч из лунки, можно потерять полруки.
— На многих полях я играл, — произнес Бодд. — Но на таком — впервые.
Он сделал пробный удар.
— Знаешь что? — сказал он. — Я вот думал: каково тебе приходится? Работать в местном офисе, который вот-вот собираются закрыть.
Я не знал, поблагодарить его за заботу или открутить ему голову.
— Ты на мели, верно?