По, Бодлер, Достоевский: Блеск и нищета национального гения

Орнитологическая коллекция как часть поэтики Ницше разнообразна, и это связано прежде всего с асцензиональным характером его воображения, которое Гастон Башляр определил как различные вариации грезы полета. Среда и стихия этой грезы – воздух и небесная высь. «В действительности воздух для Ницше – это сама субстанция нашей свободы, субстанция сверхчеловеческой радости. Воздух – это своего рода преодоленная материя, подобно тому как радость у Ницше – преодоленная человеческая радость. Земная радость – это изобилие и тяжесть; водная радость – это вялость и покой; огненная радость – любовь и желание; воздушная радость – свобода»[561]. В последнем случае «мир грезит в нас динамически»[562]. В экспериментальной философии и поэзии Ницше – в данном случае их нельзя отделить друг от друга – как ощущение, так и осознание свободы достигаются только в игре, которая представляется ему как спонтанное, самостоятельное творческое движение, и это движение ни к чему не стремится, оно осуществляется ради самого себя; это незаинтересованное в кантовском смысле движение[563]. Игру невозможно привязать к сфере необходимости. Открывая сферу случайности, игра расширяет сферу свободы, игра независима от сферы обстоятельств. Человек играет от полноты жизни, наслаждаясь свободным проявлением воли. Поэтому в ницшевской картине мира особое значение имеют символы игры воли. Пространство, где воля к власти творит свою игру, населено пернатыми, и здесь у них разные функции.

Конечно, хищные птицы, орлы, представляют волю в ее, можно сказать, агрессивном напряжении и в презрении к миролюбивой, ослабляющей волю христианской морали, как это имеет место в «Дионисийских дифирамбах», «Лишь шут! Лишь поэт!» и «Среди хищных птиц». Орел, птица Заратустры, недвижно всматривается с высот в бездну, его взгляд устремлен вниз на землю, где птица-хищник высматривает свою добычу – Бога-агнца. Для поэта, которого Ницше сравнивает с орлом, не существует никаких ограничений его свободы.

В иерархии властителей выси первое место занимает альбатрос, образ антибодлеровского стихотворения «Объяснение в любви». Альбатрос – символ самотождественной воли, воли самоцельной, играющей сама с собой. В отличие от бодлеровского альбатроса ницшевскую птицу никто никогда не сможет унизить, и она поэтому – недостижимый идеал для поэта.

         О, чудо! Он летит?
Все выше, выше – и без взмаха крыл?
         Куда же он парит?
Полет его каких исполнен сил?

         Как вечность и звезда,

Он в высях обитает, жизни чужд,
         И зависть навсегда
Взлетает вслед за ним, не зная нужд.

         О, птица, альбатрос!

Твой горний образ зов мой и судьба.
         Во мне так много слез
И столько слов – да, я люблю тебя[564].

Вороны у Ницше – птицы приземленные, обитатели холодного и сумрачного ландшафта. Так они выглядят в стихотворении «Одинокий» (1884). Это не лирические птицы, если под лирическим понимать то, что льстит душе и чувствам. В стихотворении они решительно противостоят наивно-пантеистическому порыву лирического Я. Их черное оперенье напоминает о смерти, одиночестве, бренности и боли. Они опровергают миф о животворящей и симпатизирующей человеку природе, она может быть откровенно враждебной человеку. Крик, карканье ворон возвещает у Ницше несчастье. Птицы летят к городу, стремясь спастись от холода, обрести там филистерское благополучие, найти в нем защиту от невзгод, которые предстоят лирическому герою. Он расстается с родиной, обрекая себя на одиночество.

Голуби у Ницше – птицы, связанные с красотой и поэзией. Мотив голубиной почты открывает лирический шедевр Ницше, стихотворение «Мое счастье» (1884).

Я снова вижу голубей Сан-Марко:
Притихла площадь, полдень спит на ней.
И праздным взмахом в мир иссиня-яркий
Пускаю песни я, как голубей, –
         Они в моей ли власти?
О, сколько рифм в их перьях, как подарки,
         На счастье мне! на счастье![565]

Созерцание голубей на площади Сан-Марко в Венеции индуцирует процесс дионисийского переживания красоты, ее жизненной силы, который завершается завораживающей музыкой великого города.