Читаем По чуть-чуть… полностью

– Кто говорил, я говорил? Да чтоб мене руки-ноги отсохли, если я это говорил!!


Наконец все сгрудились у одиноко стоящего на краю поля ЯК-40.

Этот подходил по всем параметрам, даже ключи от люка были, но его нельзя было брать, он был чей-то. Правда, «выходные» и этот кто-то вряд ли куда-нибудь полетит до понедельника, но всё равно спросить надо. Но нет телефона. А куда ехать не известно, адреса тоже нет. Был, правда, резервный телефон его брата, но он уже год, как удрал в Голландию и сидит там, боясь высунуться – на него тут два дела заведено. Тут вдруг вспомнили, что этот, чей самолёт, тоже, вроде, под подпиской о невыезде и решили – бери! Но до понедельника. В понедельник, чтоб, как штык, борт был на месте! Мне пожали руки, похлопали по спине, поздравили и все уехали.

Мы остались впятером. Николаич подогнал ТЗ, вытащил шланг и стал заправлять самолёт.

«Биндюжники» достали фляжку и пластмассовые стаканчики.

Мы выпили по «чуть-чуть».

– Послушайте, Аркадич! – вдруг задумчиво сказал один. – Шо вы стоите тут, как памятник лётчику Чкалову?

– А что?

– Или у вас есть экипаж?

– В каком смысле?

– В прямом. Мне кто-то говорил в детстве, шо самолёты без лётчиков не летают. Или мне врали, я знаю?

Я обмер. Только что выстроенный сказочный замок рушился прямо на глазах. Ну, керосин, ну самолёт… Но где я возьму экипаж в субботу вечером в Одессе?!

Они привезли меня обратно в аэропорт в полуобморочном состоянии. От беспомощности, я готов был заплакать.

Они пожелали мне счастливого пути, сказали, что надо учиться летать самому, тогда не будет проблем с экипажем, и уехали. С ними уехала и последняя искорка надежды. Больше за помощью обращаться было не к кому.

Только к Господу Богу!

И я пошёл обратно в тот угол, где стоял и молился утром.

Кафель уже не был холодным, но я всё же ударился головой об стену и зашептал:

– Господи! Это опять я, извини, что беспокою, но мне нужен экипаж. Может у тебя есть экипаж, Господи, я верну...

– Так возьмите ж на здоровьечка, шож вы так убиваетесь прямо! – тут же отозвался чей-то певучий голос с мягким южным акцентом.

Я посмотрел наверх. Там никого не было. Я обернулся. Позади меня стояла женщина лет сорока, сорока пяти, с подносом на котором стоял графинчик, рюмочки и порезанное ломтиками сало на тарелочке.

Было очевидно, что это очередной посланник небес. Конечно, было бы нелепо предположить, что ко мне кого-то спустили оттуда с водкой и салом, но я подумал, что я им надоел уже со своим нытьём, и они решили таким образом от меня отделаться.

Я налил рюмочку, выпил и перекрестился.

– Ой, да шож вы, прямо! – зарделась женщина. – Вы ж побегите до гостиницы. Они ж тамо уже полгода живут. Только я не знаю, там ли они сейчас, чи в городе. Так вы ж побегите, побачьте, може они тамо.

– Кто тамо? – спросил я, боясь спугнуть это видение.

– Так экипаж жешь! Вы ж экипаж шукаете, чи шо?

– А вы откуда? Оттуда? – я тыкнул пальцем в потолок.

– Ни, я не летаю, у мене Павлик летае. Я его жёнка. Павлик техник на том летаке. А это вам командир прислал, сказал – заходьте до них, если шо!

Она ещё что-то говорила, меня уже не было, я был уже возле гостиницы.

Экипаж, как ни странно, в полном составе и в полной форме сидел в номере и смотрел телевизор.

– Добрый вечер! – сказал я униженно, заранее готовясь ползать на коленях, рвать на себе рубаху, целовать им руки и пить с ними до конца жизни, лишь бы они согласились лететь.

– Всё в порядке, Леонид Аркадьевич! – оборвал меня командир. – Нам уже звонили. Пойдемте!

Мы вышли на улицу и пошли обратно. Впереди шёл экипаж, я шел сзади, совершенно точно понимая, что этого не может быть. Так быть не может! Мне это снится! Это же ясно. Я шел, очень аккуратно ставя ноги, чтоб не споткнуться ненароком и не проснуться, недосмотрев, чем всё это кончится.

– Леонид Аркадьевич! – сказал командир. – Вы вот что. Мы с вами пойдём вперёд, вы там организуйте, чтоб не было задержки. Медицина, метео, флайт-план надо согласовать с УВД по срочному, они в курсе, ну и прочее. Григорич, вы с Серёжей на борт, а я с Леонидом Аркадьевичем пошёл оформлять бумаги.

– К-какая медицина? – спросил я заикаясь.

– Предполётная. – Ответил командир. – А что, вы не знали?

Я, разумеется, кивнул головой, я бы кивнул вообще, чем угодно, а что мне оставалось делать.

Ещё полчаса суетливой беготни с выяснениями у всех подряд, где мне взять «медицину» и я получил заветный телефон Тараса Даниловича, который решит вопрос.

Ещё двадцать минут ушло на то, чтобы дозвониться до Тараса Даниловича и доказать ему, что я это я.

Через час приехали пятеро – сам Тарас Данилович, его жена, дочь и врач с медсестрой. Меня тут же обрядили в белый халат и шапочку, повесили на шею стетоскоп, сунули в руки «кружку Эсмарха» и мы стали фотографироваться на память. После чего «медицина» отправились осматривать экипаж, а Тарас Данилович объявил, что они привезли в подарок спирт, сунул мне в руки поллитровую колобаху и вместе с женой исчез в буфете.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Золотая цепь
Золотая цепь

Корделия Карстэйрс – Сумеречный Охотник, она с детства сражается с демонами. Когда ее отца обвиняют в ужасном преступлении, Корделия и ее брат отправляются в Лондон в надежде предотвратить катастрофу, которая грозит их семье. Вскоре Корделия встречает Джеймса и Люси Эрондейл и вместе с ними погружается в мир сверкающих бальных залов, тайных свиданий, знакомится с вампирами и колдунами. И скрывает свои чувства к Джеймсу. Однако новая жизнь Корделии рушится, когда происходит серия чудовищных нападений демонов на Лондон. Эти монстры не похожи на тех, с которыми Сумеречные Охотники боролись раньше – их не пугает дневной свет, и кажется, что их невозможно убить. Лондон закрывают на карантин…

Александр Степанович Грин , Ваан Сукиасович Терьян , Кассандра Клэр

Любовное фэнтези, любовно-фантастические романы / Поэзия / Русская классическая проза
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, но были и «Реквием», и лирика, и пронзительные последние стихи, и, конечно, песни – они звучали по радио, их пела вся страна, они становились лейтмотивом наших любимых картин. В книге наиболее полно представлены стихотворения, песни, поэмы любимого многими поэта.

Роберт Иванович Рождественский , Роберт Рождественский

Поэзия / Лирика / Песенная поэзия / Стихи и поэзия