По чуть-чуть…

Подошёл командир, козырнул, спросил все ли на борту и можно ли взлетать. Я пересчитал народ. Вся группа была тут. Все девять человек. Я кивнул командиру и на всякий случай пересчитал еще раз. Ошибки не было. Ровно десять. Я еще раз пересчитал. Стало одиннадцать. Когда счёт дошёл до двенадцати, я плюнул, пошёл по проходу и встал впереди, привалившись спиной к пилотской кабине. Яковлев, наверное, был очень хороший авиаконструктор. Дальновидный. Если бы тут не было металлической дверцы, я бы сейчас упал задницей на пилотов, травмировал бы бортмеханика, повредил бы всю аппаратуру, и мы бы никуда бы не улетели.

– Так! – сказал я. – Пристегнуть привязные ремни, не курить, убрать из прохода Барсукова! Лёха, сними Вадика с Юлькиных колен! Лена, кончай пить! Карен, оставь Наташку в покое! Угомонитесь! Часа через три-четыре будем в Москве!

Группа трезвела на глазах. Они смотрели на меня в полном оцепенении, понимая, что я впал в буйство и спорить со мной сейчас опасно. Они вообще не понимали ничего. Только сейчас до них дошло, что мы все сидим в самолёте и что он сейчас взлетит.

Я вернулся обратно и уселся рядом с Маринкой.

– Маня! – сказал я гордо. – Ну, что я говорил? Я дарю тебе этот самолёт, Маня!

Глаза у неё от удивления, как и у всех, были величиной с блюдца, но они сияли!

Я тут же решил сотворить ещё что-нибудь сногсшибательное, но не успел. Мы взлетели. За это нельзя было не выпить. И мы выпили. Потом крикнули «Ура!» и выпили еще! И тут до меня дошло, что нас действительно больше, чем было. Дошло, потому что раньше двух бутылок хватало ровно на всю группу, если, как говорил Николаич, по «чуть-чуть». Этот было многократно проверено лично мною – ровно по сто двадцать пять грамм на восьмерых. Себя я не считал. А тут не хватило, хоть убейся! То есть, кроме нас пил еще кто-то! А это было последнее, больше не было ни капли! Я ещё раз оглядел всех и ужаснулся.

На последнем ряду сидели два серьёзных гражданина с портфелем и таможенник. Они улетели вместе с нами! И рядом сидела та самая Верка, которой обещали оторвать голову и ноги. Она была маленькая и толстая и ноги у неё были такие, что она, это было видно, просто мечтала, чтобы ей их оторвали. Она удрала, потому что больше боялась за голову. Они летели с нами и высадить их обратно в Одессе не было никакой возможности – парашютов на борту не было, а выбросить их с одним портфелем было бы не тактично, они вчетвером в нём не поместились бы.

Я повернулся к Лёшке и ткнул ему пальцем в их сторону, дескать, и чего теперь делать? Он сказал: «Тоже мне, проблема!» и тут же вписал их в список группы. Я махнул рукой и пошёл к Марине. Жрать хотелось ужасно, сигареты кончились, выпить тоже не осталось. Делать было нечего. Как говорила моя мудрая бабушка: «Хочешь есть, ложись спать!» Я положил голову Маринке на плечо и закрыл глаза. В конце концов, всё было в порядке – мы летели домой.

Я ошибся. В порядке было не всё. То есть не совсем всё.

Кто-то тронул меня за плечо. Я поднял голову. Рядом стоял второй пилот. Он наклонился и стал что-то шептать мне на ухо что-то про разрешение, про маршрут и ещё про что-то. Я ничего не понял, встал и вместе с ним пошёл в кабину.

Ровно гудели двигатели, изумрудным цветом светилось табло, впереди за лобовым стеклом серебряно сверкали приколоченные к черноте звёзды. В груди у меня расплывались домашнее тепло и уют. Но очень хотелось жрать!

Я подумал, что меня позвали по «чуть-чуть», но решил отказаться, вот разве что бутерброд!..

– У вас проблема, Аркадич! – сказал командир. – УВД маршрут запретило. Москва закрыта до особого распоряжения. Мне дают проход только до «Борисполя», там ждать указаний, но «Борисполь» не отвечает. «Жулены» не работают, а других вариантов нет, так что будем возвращаться в Одессу. Вы как?

– Не понял, кто это «запретило»?

– ВД! Управление воздушного движения. И наше и ваше. Надо возвращаться, Аркадич!

– Погодите! «Борисполь» – это что, это же Киев, да?

– Ну, да.

– А сколько нам лёта до Киева?

– Минут тридцать.

– Так, пошли пока на Киев и соедините, ради Бога, меня с этой вашей «увэдой»!