По чуть-чуть…

Я ошибся дважды. Первое, когда размечтался, что нас сегодня вечером будет двое. Нас в квартире было не двое, и даже не трое. Нас было пятеро. Я, Танька, тётка Агафья Капитоновна, шавка Броня и тесто. Оно лежало в эмалированном тазике, и я вошёл, как раз когда они пытались его оттуда выковырить. Но оно оттуда не желало вылезать. Оно там привыкло. Эти две «безрукавки» поставили его ещё во вторник, чтобы испечь пирог к среде, и забыли про него начисто. Оно и стояло в этом тазике на подоконнике пять дней. Если бы это было дрожжевое тесто, оно бы за это время уже давно вылезло бы само с подоконника на пол, чтобы напомнить о себе, но они забыли положить дрожжи. И оно за это время затвердело и покрылось коркой, которую они пытались в четыре руки продолбить вилкой и штопором.

Естественно, чёрт меня дёрнул помочь, хотя, при виде теста, надо было уйти сразу из кухни, куда угодно. Обратно в столовую, в ванную, домой, в другой город, в другую страну, куда угодно. Туда, где нет теста. Я этого не сделал. Я залез в ящик комода, вытащил ступку с пестиком и этим пестиком бабахнул по тому, что было в тазике. Я не знал, что это просто корка сверху, я думал, что оно затвердело вообще всё, и ахнул изо всех сил. Естественно, мы пробили эту корку. Я и пестик. И оказались внутри. Пестик весь целиком, я по локоть. И когда я попытался вынуть руку, она застряла, и тазик с тестом и с пестиком повис на мне. Я хотел это стряхнуть, но оно не стряхивалось. Тётка вцепилась в тазик и дёрнула на себя. Раздался какой-то болотный «чмок» и рука моя выдернулась. А тётка с тестом, тазиком и пестиком отлетела назад и упала на банкетку, где сидела Броня. На Броню еще никто не нападал таким ужасающе тощим задом, и она тяпнула тётку за ягодицу изо всех сил. И, вероятно осталась без зубов, потому что у тётки Агафьи, судя по одежде, мягкого там не было ничего. Там, вероятно, был такой же тазик, как тот, что она держала в руках, но плоский, как доска. Они взвыли обе одновременно, тётку выстрелило с банкетки обратно, и она ринулась на меня с тазиком на перевес. Зрелище было жутковатое – впереди нёсся тазик с тестом, сзади висела собака, посредине была Агафья с выпученными глазами. Я успел только прикрыться локтём, и она насадила на меня этот тазик с тестом и пестиком обратно на руку. В кухне повис дикий визг, лай, и одуряющий запах. За пять дней тесто прокисло совершенно, и под коркой образовалась какая-то сероватая слизистая масса, которая воняла страшно. И оно стекало по моей клетчатой рубашке и новым джинсам за целых пятнадцать рублей, которые были одеты специально к этому случаю. И я уже сам стал пахнуть, как это тесто в тазике, и судя по этому запаху, я был убит очень вонючим пестиком у них в квартире еще во вторник и меня похоронили в этом тазике прямо в тесте, а сегодня я вылез, чтобы испробовать их пирог.

Ни в какое помойное ведро я вместе с тазиком не влезал, в мусоропровод тоже, и Танька велела мне пойти выкинуть тесто на помойку во дворе. Зажимая нос, открыла мне дверь, вызвала лифт и, задыхаясь уже совершенно, убежала обратно в квартиру. Пришёл лифт, двери раскрылись, и я полез внутрь, держа на перевес руку с тазиком, как гладиатор в гипсе. А в лифте ехал толстый гипертоник с багровым лицом в песочного цвета пальто и такой же шляпе. Гипертоник втянул носом воздух и решил, видимо, что за ним пришёл инсульт. Он стал дико сопротивляться и выталкивать меня обратно из лифта. А я хотел в лифт. И мы пихались в этой жуткой вонище, толкая тазик друг на друга. В какой-то момент он успел ткнуть кнопку лифта. И двери закрылись. Руки я успел выдернуть, но тазик с тестом остался внутри вместе с запахом и гипертоником. И они все вместе стали опускаться вниз. Было очень похоже на ритуальный зал, не хватало только оркестра и почётного караула. Но оркестр вряд ли смог бы играть в этой вонище, а караул бы просто перестрелял сам себя, чтоб не мучиться.

Танька с тёткой содрали с меня рубашку и джинсы, и в одних трусах запихнули в ванную. Они успели только намылить мне голову, как раздался звонок в дверь. Агафья пошла открывать.

За дверью стоял гипертоник с тазиком. От него воняло так, как будто с того света явился дух старика Шмакова, лично поднявшийся из загробной выгребной ямы, сказать, что гипертоника они, пожалуй, примут, но тазик просят забрать, потому что они там все задохнуться.

С Танькой я больше не встречался. Она, правда, еще пару раз приглашала меня на ужин, но я не пошёл.