По чуть-чуть…

То, что она умела делать на кухне, было грандиозно. Она знала кулинарные рецепты, по-моему, всех народов мира, ну большинства, точно. У неё на кухне была огромная библиотека, которую она через много лет мне завещала, но она никогда туда не заглядывала. Она знала всё. Это была какая-то высшая кулинарная математика. Она не просто готовила фантастические соусы и маринады, она знала историю сотен рецептов: от кулинарных капризов царицы Клеопатры до наших дней. При этом она говорила на трёх языках и была блестящим рассказчиком. Она прямо-таки завораживала меня своими притчами о гастрономических традициях разных стран и заставляла учить рецепты чуть ли не наизусть, что я делал, кстати, с удовольствием.

Вот она лежит передо мной эта тетрадочка с её рецептами.

Шотландский луковый суп Кокки-Ликки... Финский черничный пирог... Прованские оладьи из кабачков цукини с цветами... Венский штрудель... Свиные ножки с кислой капустой и горошком по-баварски... Мекленбургский рулет со шкварками... И какой-то умопомрачительный испанский соус из белых грибов и полусухого белого вина...

Это можно не есть. Можно просто читать одни название и перед тобой уже возникает великая гармония запахов и вкусов. Боже, что она творила на кухне!

Но смотреть, как она готовит, повторяю, было невозможно!

Я много раз спрашивал её – какого чёрта, в самом деле? Ну, взяла мясо, ну отбила, ну посолила, ну пожарила! Что такого? Поели, потом всё уберём, всё помоем. Что суетиться-то?

Она только улыбалась в ответ и переводила разговор на другое.

Это было какой-то частью её прежней жизни, а об этом она

предпочитала не распространяться.

Однажды они с бабушкой Анной Львовной протрепались о чём-то у нас дома до позднего вечера. Рикка пила кофе, она всегда пила только кофе, бабушка отпарывала подкладку своей старенькой шубы, чтобы отдать её в ателье на перелицовку.

Около одиннадцати часов, Рикка собралась уходить, и бабушка решила проводить её до трамвая. Остановка была прямо напротив нашего подъезда, но всё равно одной идти было страшновато. Это был сорок шестой год, в Москве был жуткий бандитизм, грабили прямо на улицах не только ночью, но и днём.

Она накинула свою распоротую шубу ватином вверх, и они пошли. Пока подошёл трамвай, пока они прощались, прошло еще с полчаса. Рикка уехала и Анна Львовна пошла домой с чувством выполненного долга. Повторяю, Москва сорок шестого года, одиннадцать часов вечера. На улице темнота, хоть глаз коли, в подъезде не на много лучше – две тусклые лампочки на четыре этажа. В пролёте между вторым и третьим этажом стоял один, ближе к лестничной площадке третьего этажа – второй. Когда бабушка миновала второго, он ухватил её за шею сзади, прижал нож к горлу и хрипло сказал: «Шубу сымай!».

Вероятно, в темноте им показалось, что старушка в меховом манто. Анна Львовна среагировала на предложение снять шубу мгновенно и адекватно – она сказала «Ой!» и потеряла сознание. И рухнула навзничь на этого, с ножом, который стоял на ступеньку ниже неё. В мире нет ни одного грабителя, ни одного самого страшного серийного убивашки, который бы смог устоять, когда на него в полутёмном подъезде сверху валяться сто двадцать пять килограммов, завёрнутых в ватин. Этот, естественно, не устоял тоже и рухнул спиной вперёд, вместе с бабушкой и распоротой шубой, на того, что стоял ниже. Анна Львовну спасло то, что она упала не на мраморные ступеньки лестницы, а на мягкое. Под ней всё-таки был не один грабитель, а два, а это в два раза мягче, плюс ватин. Придя в себя, она, завывая, выползла из подъезда прямо к ногам конного патруля. Из тех двоих, кто покусился на бабушкину шубу и честь, завывать мог только один. У второго оказался перелом основания черепа, а у этого, который завывал – сломан нос и выбита челюсть.

В результате, бабушка получила грамоту за поимку двух особо опасных преступников, которая была подписана аж самим Министром внутренних дел Кругловым.

Когда я напомнил Рикке эту историю, она заявила, что нечего тут иронизировать, потому что еще неизвестно, как бы я повёл себя в этой ситуации. И что, вообще, бабушка моя – человек, между прочим, героический и никакого сознания она, наверняка, не теряла, а просто споткнулась об этого уголовника и всё. Дальше она поведала о том, как во время войны бабка вывозила детские дома из Сталинграда по Волге на прогулочном теплоходике. И что плыли они по ночам, а днём приставали к берегу и маскировались ветками, потому что днём их ужасно бомбили.

Я тут же встрял со своим многолетним вопросом: «А ты что в то время делала?».

Она неожиданно размякла, уселась на диван, закурила неизменную «беломорину» и поведала потрясающую историю.