По Декану

Откуда-то сбоку из пристройки появился бородатый старик. У него были серые сильно выцветшие глаза, крупные руки с набухшими венами. Я обратил внимание на его старинный костюм: длинную пеструю рубашку, шитый золотом жилет и шаровары. На голове сидела характерная шапка, каких в Индии не носят уже добрую сотню лет и которая чем-то напоминает богато расшитый поварской колпак. Старик приветствовал меня легким поклоном с семикратным прикосновением пальцев правой руки ко лбу. Это и был Ага Хайдар Хасан.

Ага сахиб, начав разговор на английском, радушно пригласил нас к себе, и через минуту мы оказались в небольшой и чистой приемной комнате, заставленной старинной утварью. Мы сидели на тахте перед «столом» — плоским медным котлом с крышкой, в котором можно было заварить кашу человек на двести. Сбоку на тумбочке стоял кальян с длинной трубкой. Табак зажигался сверху, в особой чашечке, и дым шел через воду и трубку ко рту курильщика. На стенах висели голубые блюда, на которых некогда «едали» Кутб Шахи.

Пока я рассматривал старинные картины на стенах приемной, Ага сахиб расспрашивал Мохаммеда: что за человек? Откуда? (Мы явились с визитом, не известив заранее.)

— Он знает урду, Ага сахиб! — сказал Мохаммед. — Русский, из Москвы.

И в дальнейшем разговор с Ага Хайдар Хасаном шел на урду.

К моменту приезда в Индию я был знаком с урду уже более десяти лет. В Хайдарабаде мне приходилось говорить на урду постоянно, но никогда не знал я его таким красивым, элегантным и гибким, каким он был в устах Аги сахиба. Бегамати забан отличали какое-то внутреннее благородство и большая простота. Слушать его было одно наслаждение.

И почти все время, пока шла наша беседа, долгая и обстоятельная, меня не покидало ощущение, что мы говорим по-русски. По своему общему звучанию бегамати забан оказался очень близким к русскому. В нем не было ни одного гортанного звука, характерного для персидского или арабского языков.

Так, в устах Аги сахиба ожил для меня язык старого Дели.

Мы обменивались впечатлениями о «Лампе Аладина», которую только вчера показывал хайдарабадцам приехавший сюда Сергей Образцов. Ага сахиб был в восторге.

— Чудесно, бесподобно! — с улыбкой говорил он, вспоминая знаменитое место, где кривоносый султан спрашивает мудреца: «Можно ли вылить воду из пустого сосуда?» — Все правильно. Наверное, у них есть консультант с востока. И звери как настоящие.

— А было ли в Индии что-нибудь подобное кукольному театру?

— Да было, и совсем недавно. Еще лет двадцать назад в Хайдарабаде были целые семьи, промышлявшие показом коротеньких импровизированных спектаклей. У них тоже были куклы: фигурки, вырезанные из плотной бумаги. В комнате ставили что-то вроде большого абажура с лампой посередине. Куклы размещались по краям абажура, и на стенах появлялись движущиеся тени. Раньше в Хайдарабаде очень любили смотреть такие представления, хотя, конечно, это далеко не то, что мне пришлось увидеть вчера.

— А сейчас где эти кукольники?

Ага сахиб пожал плечами:

— Все они давно забросили свое ремесло. Сейчас всюду кино, книги. Где им тягаться, беднягам! Правда, многие виды искусства были неплохо развиты и в прежние времена. Возьмите хотя бы живопись…

И Ага сахиб показал нам длинную галерею портретов поэтов и государственных деятелей периода Кутб Шахов и ранних низамов, старинные миниатюры. Их то и дело просят у него на разные исторические выставки.

— Вот посмотрите, — сказал Ага Хайдар Хасан, протягивая мне изящно переплетенную рукописную книжицу. — Редкая штучка!

Это была одна из первых копий книги поэта XVIII века Мир-Хасана «Сэхр-уль-Баян». «Сэхр-уль-Баян» — настоящая энциклопедия жизни знати Индии XVII–XVIII веков. С ней должен быть хорошо знаком каждый востоковед. Дивно иллюстрированная, написанная искусным катыбом (писцом), книга была настоящим сокровищем. А таких книг у Ага сахиба целые шкафы.

— С севера ее сюда привезли, — сказал он, любовно поглаживая корешок книги.

— Вы и сами с севера?

— Да, мы из Дели. А прадеды — из Средней Азии.

— Вот видите, мы почти земляки.

Ага Хайдар Хасан улыбнулся.

Долго проговорили мы с Ага сахибом. Когда я отправлялся домой, он сказал:

— Раньше считалось смертельным оскорблением, если на визит не отвечали ответным визитом. Но вы уж простите меня ради старости моей. Выбираться мне из дому трудно, еще, пожалуй, умрешь по дороге.

До сих пор звучат у меня в ушах эти последние грустные слова Ага сахиба, сказанные на певучем бегамати забан.

УРДУ СЕГОДНЯ

До ликвидации княжества Хайдарабад урду был государственным языком. На урду говорили чиновники правительственного аппарата, суда, на нем преподавали в школах, колледжах и Османском университете. Урду насаждался сверху, в известной степени в ущерб телугу — основному языку страны Андхра.