Был уже май месяц. Погода стояла прекрасная. Окрестные поля снова зеленели яркой, юной, полнокровной зеленью. Зеленью колышущейся, гибкой, податливой, равномерной. Потрясающе безмятежной.
У подножия водонапорной башни я заметил груду черных предметов – покрышки. Причем покрышки не от легковушек. От грузовиков. Титанические. Гигантские. Посреди кучи лежали две еще большего размера, от подъемных кранов или каких-то устройств-исполинов. Их положили рядом на склоне холма, напротив дороги. Я подумал: это глаза. Глаза великана Ориона.
Я подошел ближе и заметил сидевшую там фигуру. Автостопщик.
Хорошо доехал? – спросил я.
Нормально. Час назад добрался. Что, под конец застопорило?
Нет.
Он с улыбкой показал рукой на пейзаж.
Ну вот, мы на месте. Разве не хорошо?
Хорошо, улыбнулся я. Я тебя ждал. Ты из-за этого меня сюда завез? Посмотреть на водокачку?
Нет, засмеялся он. Я и не знал, что тут такое есть.
Мы посмотрели на слепое сооружение без окон и проемов.
Я поискал вход, сказал он. Замок на двери увесистый. Я пытался по нему колотить, не поддается. Сейчас поглядим.
Я сел рядом с ним. Так мы и сидели, прямо на земле, любовались пейзажем.
Ты что-нибудь ел?
Нет, а ты?
Он достал банку шоколадной пасты. Я выудил из сумки нож с округлым острием, стал мазать нам бутерброды с сантиметровым слоем пасты. Однажды мне попался здоровенный швейцарец-немец, мне с ним было по пути целую неделю или две. Он таскал сорокакилограммовый рюкзак, в котором было все. Шуруповерт. Мини-гамак. Складная удочка. Банки тунца, сардин, равиоли. Соленое и сладкое печенье. Сапоги. Надувная лодка. Однажды мы раздобыли хлеба, но положить на него было нечего. По-моему, у меня есть нутелла, сказал швейцарец-немец. Запустил руку в глубинные закрома рюкзака, шарил там несколько минут и наконец извлек на четверть початую килограммовую банку. Ага, я же знал, что она где-то там, мирно сказал он, как будто ему регулярно случалось откапывать в своем бездонном рюкзаке забытые сокровища.
Сколько машин? – спросил автостопщик.
Пять.
Пять, воскликнул он. Всего пять машин до этакой глухомани.
Он стал считать.
У меня девять. Голландское семейство на прокатной машине. Сотрудник издательства. Кладовщик торгового центра. Владелец фудтрака. Юноша, ездил навестить бабушку. Два пенсионера. Фотограф. Восемь. Последний подхватит меня здесь.
Я перечислил ему своих. Дама с круговой развязки в Н. Преподаватель йоги, возвращался с курсов в Тулузе. Начальник бюро перевозок. Два оформителя, сделавшихся пчеловодами. И пастух.
Всего пять, очуметь. А я-то гордился, что обошелся только девятью.
Ну конечно, ты же садишься в первую машину, какая остановится, хмыкнул я.
Это много говорило о нас обоих. Предусмотрительный, рациональный, осторожный, нацеленный на результат. И сорвиголова, готовый ухватиться за любую подвернувшуюся возможность, сесть хоть на трактор, и будь что будет, тем хуже, если он за это время упустит машины, которые отвезли бы его гораздо дальше.
Не люблю ждать, что поделаешь.
А теперь? – сказал я.
Что теперь?
Теперь мы оба здесь, и что?
Он вдохнул большой глоток свежего воздуха.
Не знаю. Понятия не имею. Отдохнем наконец.
Ты меня все-таки не затем звал, чтобы поспать.
Ну ты же не умер.
Умер, засмеялся я.
Ну так спи.
Я ворчал про себя. Бесился. Проклинал его долбаные планы, в которые невесть как снова вляпался спустя столько лет. Но что теперь делать? Я улегся. Положил голову на траву. Сперва на мягонький кустик кашки, в прохладу земли. Потом на свой спальник, подсунул его под голову вместо подушки. Расслабился. Мне стало хорошо. Я подумал, что давно такого не делал – не спал одетым, на земле. Стал смотреть на облака. Решил, что так и не усну. Слишком много белого неба надо мной. Слишком много гомонящих птиц вокруг. А потом уснул. Уснул, как все спящие на свете, как все рухнувшие на землю, подкошенные усталостью трудяги. Захрапел.
Проснулся я, наверно, часа через два. Автостопщик был на ногах, уже поставил свою палатку. Все себе обустроил. Постарался развернуть вход на открывающийся вид.
Хочешь, твою поставлю?
Я сам, сейчас.
Он указал рукой на термос, прислоненный к рюкзаку:
Кофе.
У тебя кофе есть, без шуток?
Он налил жидкость в колпачок. Не сказать чтобы обжигающий, слишком давно болтался. Но все равно. Теплый. Вкусный.
Раньше я на автострадах пил по десять чашек в день, сказал автостопщик. Но на местных дорогах его, бывает, сутками не найдешь. Поэтому я, когда захожу в бар, не только пью, а прошу налить мне в термос. Им это нравится, обычно наливают на халяву.
Над нашей головой тянулась вереница облаков. Я все еще лежал. Уже сроднился с пучками травы вокруг. Когда я последний раз спал днем на траве?
Пойдем пройдемся, предложил автостопщик.
Я сделал над собой огромное усилие, собрал свои кости, встал на ноги.