По дороге к концу

Когда мы осмотрели все, что нас интересовало, прозвучал звонок, означающий время закрытия, что для всех нас, хоть никто об этом не говорит ни слова, оказывается как раз вовремя, ведь мы очень поздно проснулись и весь день ничего не делали, а от этого сильно устаешь. Сегодня вечером — об этом мы тоже давно договорились — я поужинаю у Вима и М. Такое длительное совместное пребывание скрывает в себе опасность: я осознаю, что мне придется постараться для того, чтобы все оставались в хорошем настроении. Несмотря на кажущееся равнодушие, скопившаяся за день усталость может с легкостью привести к излишней чувствительности, а в дальнейшем и к ссоре, пусть даже сейчас безразличия нет и следа, напротив, мне очень интересно, где и как живут эти два обожаемых мною существа. Они снимают жилье довольно далеко, и добираться на работу им очень неудобно: как Виму в больницу, куда он устроился две недели назад, так и М., который работает служащим в большом универмаге в северной части Вест-Энда. Они живут в районе Челси, поблизости от World’s End,[140] на тихой улочке, ведущей на берег Темзы, в аккуратненькой, меблированной комнатке, размером где-то 4 на 4,5 метра, с обслуживанием, которое означает, что каждый день к ним таскается какая-то баба с подругой, которую она берет с собой, не просясь, для помощи в опустошении холодильника на нижнем этаже (да еще и с дочкой, которая, как рассказывает Вим, почти все время просиживает в туалете с открытой дверью — какает), приходит она, чтобы слегка расправить простыни, а оставшееся время почитывает журналы: учитывая отдаленность адреса, размеры жилья, а к этому еще и отсутствие водопровода в самой комнате, цена в 6 фунтов стерлингов в неделю — это дорого даже для Лондона. Более того, им приходится отапливать помещение с помощью одного электрического обогревателя, мощности которого для достижения нормальной температуры хватает только при теплой, безветренной погоде.

В общественной кухне, которая, вне сомнений, очень хорошо оборудована, мы втроем приготовили незамысловатый ужин, потом, сидя на полу возле отопителя в комнате, выпили немного джина, перешли на легкое светлое пиво, но в большом количестве, и бесповоротное состояние сонливости охватило нас, мы стали похожи на обожравшихся котов. М. присел за небольшой письменный стол, чтобы быстренько написать письмо родителям. Он левша, вдруг замечаю я, золотце мое, и я тоже левша — вот, видите, в мире нет случайностей. Но уже через пару минут мои мысли принимают совершенно иное направление, я подавлен: какой смысл во всех этих мучениях, письмах и разговорах в течение всего дня — быстрых и коротких, потому что невежливо по отношению к М. общаться на чужом для него нидерландском? Не лучше ли бы мне было остаться в Амстердаме? Вим чувствует мое настроение и, явно борясь с усталостью и сонливостью, произносит несколько общих фраз. Не будем засиживаться допоздна, решаем мы. Да, замечает Вим, возможно я смогу остаться у них переночевать. В комнате две кровати. Ах, нет, все же не стоит, это, конечно, никого не затруднит, но все может так запутаться, что концов не найдешь. И потом, вставать утром, готовить завтрак, ставить чайник, делать тосты, при этом постоянно прислушиваясь, освободилась ли ванная комната (потому что здесь слишком мало ванных на всех проживающих, так что они оба должны вставать заранее, 25 минут до теоретического времени подъема, которое, учитывая скверное транспортное сообщение, и так нечеловеческое), о Боже, нет, не будем. Я начинаю, значит, готовиться к отъезду в Кэмден-Таун, мне туда добираться больше часа, но тут под нами, на первом этаже, разгорается переходящая в драку ссора между хозяином дома Р. — тридцатилетним австралийцем с мягким характером, вложившим последние сбережения в эту конуру, в этакое мелкобуржуазное учреждение, с целью «стать независимым», а теперь, чтобы не потерять свою собственность, работающим с девяти до пяти банальным клерком в конторе, — и его сожителем, восемнадцатилетним обожаемым дружком, мальчиком-мачо с примесью стиляги, в жизни еще пальцем о палец не ударившим, но уже отсидевшим в Borstal institutions,[141] откуда, благодаря усилиям Р., вышел досрочно; дружок, который, просыпаясь в три часа дня, чтобы не пропустить любимую телепередачу, даже посуду не сполоснет, не говоря уже о том, чтобы сходить в магазин; вдобавок, он водит в комнату Р. девушек и с ними там кувыркается, а ко всему прочему еще и шантажирует Р.