По дороге пряностей

— Страшны слова его, не спорю я, — задумчиво произнёс он, огладив рыжую бороду, — но обо мне, только хорошее он говорил.

— Деяния его не лучше. Оружие, что сокрушило крепость, страшную силу в себе несёт, — продолжила женщина, — я много с кем беседовала из военных Цзинь, но все как один смеялись надо мной, когда я спрашивала, могут ли их пушки разбить стены каменной крепости.

— Посмотрим, как они будут смеяться, когда у меня появятся такие же, — оскалился Тэмуджин, — теперь я знаю силу огня и сделаю всё, чтобы его себе подчинить.

— А я помогу тебе, любимый муж, — Бортэ, вложила руку в мозолистую ладонь воина.

***

— Что за бумага у вас в руках сеньор Витале? — поинтересовался Марко, когда мы покидали негостеприимную столицу империи Дзинь, направляясь обратно к своему кораблю.

— Дарственная от монгольского воина, что могу торговать на его территории, — я свернул и спрятал документ, подаренный мне Тэмуджином на следующее утро, после сражения с татарами.

— А большая ли она? — заинтересовался он.

— Полмира тебя устроит Марко? — засмеялся я, обращая всё в шутку.

Он рассмеялся в ответ, будучи свято уверен в то, что я действительно пошутил.

***

24 марта 1196 года от Р.Х., Тяньцзинь

Наконец, спустя пять дней мы вернулись туда, откуда начали свой путь в империи Цзинь. Первым я встретился со своим учителем, который оказывается меня ждал. Он долго извинялся, что посольство так приняли во дворце, но я его заверил, что он тут совершенно ни при чём, лишь слегка его успокоив. Заодно показал ему бумагу, полученную от врачей Сун, по лечению отца от травмы, он почитав, согласился с лечением, единственное что, отведя меня на рынок, выбрал у аптекарей мне каких-то сушёных трав, сказав, что эта настойка позволит усилить лечение. Я низко поклонившись, поблагодарил его и попрощался, ведь было неизвестно, когда мы увидимся вновь.

Ожидающие на пристани купцы, что крупно меня подставили со своей серой, получили её только после оплаты штрафа, десятикратно превышающим стоимость товара. Они были причиной моего появления здесь и потраченной кучи времени. Причём китайцы не спорили, заплатили молча и сразу, и наконец, я, погрузив свежие припасы и продовольствие, отдал такую долгожданную всеми команду, после которой вверх влетели все до единого головных убора, а крики радости команды распугали всех чаек в порту. А слово было очень простое, но так греющее душу любого, кто когда-либо долго путешествовал:

— Домой!

Хотя конечно, пока домом и не пахло, поскольку первая точка нашего путешествия была Шри Ланка, где я познакомился и подружился с местным королём, которому и вручил своё последнее зеркало, поскольку вроде как было больше некому. Тот, уже зная его стоимость, так растрогался, что назвал меня своим другом и просил приплывать ещё. Правда то, сколько они подготовили перца и корицы к моему прибытию ввергло меня в шок, просто некуда было это всё грузить, а ведь нужно было учитывать, что мне ещё заходить за закупками в Каликут.

Выход нашёлся хоть и оригинальный, но долгий по реализации. Я принял решение заменить балласт из камней, на золото, которое занимало весьма приличное место в трюме. Операция была долгая, трудоёмкая, поскольку нужно было не нарушить центровку и баланс корабля, но зато освободила нужную площадь и я с радостью оплатив королю за сразу весь урожай, пошёл к берегам Индии.

В Каликуте меня встретили весьма уважительно, особенно от меня шарахались арабы, едва завидя мой отряд, сразу переходили на другую сторону улицы. Даже ещё раз удостоился приёмом у Заморина, который расспросил сначала о битве с арабами, затем поинтересовался о пути, который я проделал, уплыв от них. О Китае я говорил легко и спокойно, эта была не та информация, которую следовало скрывать, так что расстались мы довольные друг другом, он также попросил приплывать в город чаще, поскольку такие торговцы были ему приятны. Я пообещал, заодно заглянув на рынок, где восстановил убыль своего пояса и бирманского рубина, прикупив то, и другое, ещё большего размера и стоимости. Ввергая в шок торговцев, производимыми тратами. Я конечно посматривал на последний рубин, который был побольше размером, чем первые два, но рука не поднялась его купить, поскольку он и правда стоил каких-то запредельных денег.

Ну, а дальнейший наш путь был чередой штормов и штилей, но в отличие от пути сюда, ни один человек команды даже не подумал бунтовать, поскольку в трюме корабля, лежала доля каждого за это путешествие и за неё даже самый молодой матрос готов был перегрызть другим горло. Моя задумка полностью окупилась, так что когда мы вырвались из зоны штормов рядом с южным побережьем Африки, дальше уже путь был намного спокойней.

Когда же показались очертания берегов Гибралтара, знакомые многим из них, крики радости и молитвы небесам были принесены не однажды, а уж сколько раз моё имя упоминалось в этих молитвах и подсчёту не подлежит. Все как один верили, что с таким штурманом, как я, им любой морской путь нипочём.

***