По дороге во сне

Кейдана порабощал этот запах. Он словно обретал физическую форму, хватал всё нутро в цепкие клешни и как кукловод не давал мыслить или действовать самостоятельно. В его голове была лишь каша, разрезаемая тонкой нитью слабых мыслей, пытающихся найти лучшее решения для загнанного тела. «Скорей избавиться от этой вони, скорей исчезнуть, вдохнуть свежий бриз затхлого запаха особняка».

Кейдан пытался найти источник отвратительного запаха, но вонь не давала сфокусироваться. Во взгляде отражались размытые контуры нескольких камней, поваленных деревьев и высокой травы, доходившей в определенных местах почти до груди. Вся эта картина угнетала на ряду с запахом, поэтому, когда мысли Кейдана по чуть-чуть стали вновь наполнять его голову, он решил сбежать. Еще мгновения назад сделать подобное ему не позволяло что-то удерживающие на одном месте, сейчас же, изнемогая от вони, Кейдан поспешил удалиться, но тело отказалось слушаться, ибо в траве кто-то громко зарычал.

Инстинкты обострились до предела. Он стоял неспособный даже вздохнуть или пошевелить мыслями в голове. Кейдан растворился в полном подчинении страха, сковавшем любую возможность привлечь к своей фигуре излишнее внимания. Он замер, в то время как в траве что-то пробуждалось ото сна. Необъяснимое нечто, скрытое от глаз, но ощутимое нутром и слухом, подавало признаки присутствия. Сначала нечто зарычало словно дикая собака, пытающаяся напугать свою жертву, потом это нечто пришло в движения, и трава стала сминаться под грузом отвратительного тела. Вонь по мере приближения неведомого усиливалась, но Кейдан не мог этого заметить, его полностью поглотил страх перед неизвестным созданием. Это природное чувство, доступное всем живым существам, в моменты полного подчинения отключает излишние восприятия, оставляя лишь те способы получения информации, которые исключительно точно способны передать источник надвигающейся угрозы. Он более не чувствовал того едкого запаха, что без сомнения исходил от прятавшегося в траве создания. Лишь зрения и слух остались с ним, демонстрируя растущую полосу приминающейся травы и злобное рычание, разбавленное хрустом сухих веток.

Неизвестное приближалось. Оставалось лишь несколько метров спасительной растительности. Через пару секунд из травы вынырнула большая лапа, выглядящая как массовое захоронения животных. На большой конечности покоились трупы разных созданий, от неизвестных до привычных, от малых до больших. Сотни трупов были источником той самой вони, они сплетались вокруг друг друга, как первоклассная работа ювелира. Где-то лапы занимали пустующие пространство, где-то голова гармонично покоилась между двух тел, лежащих одно на другом, где-то свисали хвосты и когти, где-то лежали оторванные челюсти и пустующая кожа, где-то органы и кости, словом — это была свалка плоти, но живая и движущаяся по направлению к Кейдану. Когда эта жуткая картина явила себя единственному зрителю, вторая лапа поспешила повторить за своим собратом. Конечность вынырнула, становясь напротив первой лапы. Она не могла похвастаться какими-либо отличительными чертами. Две схожие конечности, два гротескных эпизода возникших перед Кейданом, затягивали петлю страха, образовавшуюся на шеи его сознания.

Необузданная мощь таилась в этих гниющих собраниях трупов. Они рождали что-то выходящие за рамки простого понятия страха, нечто неспособное иметь аналоги в любых ситуациях, словно это был абсолютный страх.

Застывшая лапа вновь сдвинулись, оголяя таившиеся в траве тело. Сначала появились красные глаза, залитые кровью. Затем выплыла кровожадная пасть, заполненная острыми зубами, готовыми разорвать доступную плоть. По острию зубов слонялся длинный язык, облизывая каждый бугорок отвратительной пасти. Всё это находилось на длинной голове, схожей по структуре с внешним видом лап. Её наполняли те же тела что и лапы, отличием было лишь то, что животные, использующиеся в качестве отличительной черты, были не мертвыми, а живыми. Несколько еще живых созданий, уместившихся пусть и на длинной, но всё же маленькой голове, жалобно смотрели глазами полными мольбы. Они попали в беспрекословное владения жуткого создания, использующего их для неизвестных целей. Животные неестественно извивались, пытаясь вырваться из сдерживающих пут, но попытки эти были тщетны. Они ломали себе кости, разрывали плоть, откусывали куски себя, лишь бы получить свободу. Животные не произносили звуков, хоть их гримасы и глаза кричали о дикой боли. Они были заключенными обреченными на вечное страдания в объятиях жуткого существа.

Другая лапа вновь сдвинулась, помогая всему телу появиться на свету. Продолговатое туловище с длинным хвостом в конце, состоящим из нескольких оторванных лап неизвестных созданий, предстало пред Кейданом. По длине всего тела — повторяя внешнею особенность лап и головы — были разбросаны мертвые животные, но размеры их значительно превосходили виденные до этого тела.