По древнегреческому сценарию

А пока не трогай его. Пусть он привыкнет к стаду.

Но Нимтем не успел привыкнуть к стаду. Однажды на стадо напали волки. Собаки отогнали их, пастухи выстрелили несколько раз из ружей, и все успокоилось, но испуганные олени умчались. Пастухи кинулись на нарты и погнались за ними. Погнались за ними и волки.

Тундровые волки отличаются от волков средней полосы России. Они мельче, боятся человека и никогда его не трогают. Для оленей и других тундровых животных они — санитары, так как убивают лишь слабых. Нимтем, избалованный мальчиком, оказался именно таким слабым. Олени мчались, не уставая и не сбавляя скорость, и волки уже начали отставать, но тут они заметили, что один олененок стал замедлять бег. Это был Нимтем. Он изо всех сил старался уйти от погони, все больше сознавая, что проигрывает. Ноги наливались тяжестью, деревенели. Не хватало дыхания. Тогда он закричал. Олени кричат только в момент смертельной опасности. Но никто не пришел к нему на помощь. Сначала один волк схватил его за заднюю ногу и порвал сухожилия. Нимтем едва не упал, но продолжал бежать, теряя скорость, когда второй волк рванул его за бок. Боль пронзила его так, что он едва не потерял сознание. Дыхания не хватало — воздух выходил через ребра. Он пошел шагом, и тогда сразу два волка вцепились в горло олененка, и Нимтем упал. Он еще был жив, но сознание мутнело, по телу прошла дрожь агонии, и ничего не стало. Мир перестал для него существовать.

Что переживал мальчик, можно оставить за кадром. Чувство вины. Боль. Невозможность что-то исправить. Твое счастье, если тебе, читатель, это незнакомо.

Вот и все о короткой жизни Нимтема. Понял ли что-нибудь мальчик? А ты, мой юный читатель, понял ли, что я хотел тебе сказать? О чем я хочу тебя предупредить?

Да, то, что я написал — жестокая правда. Это правда жизни. И мне нелегко было именно так закончить рассказ. Наверно, я мог бы придумать другой конец. Например, что пастухи успели отогнать волков и спасли Нимтема, и он вырос в замечательного красивого оленя с ветвистыми рогами, вожака стада и гордость его хозяина. Но я люблю тебя, мой юный друг, и хочу, чтобы ты подумал о своем будущем.

ГЛАВА 6

ОТЕЦ

Мой отец Нестеров Василий Петрович родился 19 января 1899 года в хуторе Дарганов Котельниковского района Сталинградской области. Хутор широко раскинулся по берегам Аксая. Не знаю, как выглядит Аксай на всем своем протяжении, но мимо хутора протекает не то речка, не то ручей c глинистыми обрывистыми берегами. Я был там всего однажды, пытаясь как можно больше узнать об отце и увидеть места, где он родился и вырос.

Я застал в живых двух своих теток, тетю Марию и тетю Анну. Они были старше отца и очень жалели, что не простились с ним. Он был любимец семьи, и любовь к нему его сестры перенесли на меня. Выражалось это в подарках — шарфе, носках, перчатках, варежках, свитере для меня и платке для мамы, все из козьего пуха, а также в закармливании очень вкусными блюдами.

Например, всей семьей садились во дворе вокруг эмалированного таза, в который крошили помидоры, сорванные с грядки, мелкие, сладковатые, их присаливали слегка, туда же кидали кружочки репчатого лука, тоже с грядки и тоже сладковатого, еще не совсем спелого. Все это, залитое сливками из сепаратора, ели ложками с хлебом домашней выпечки из муки собственного крупного помола.

Очень вкусен был каймак. Его делали из пенок с топленого молока, заквашенных сметаной. Сметана тоже была очень хороша. Я после этой поездки год не мог есть магазинную сметану, даже любительскую, упакованную по сто граммов в фольге.

Арбузы с собственной бахчи съедались торжественно, в кухне с задраенными ставнями и плотно закрытой дверью, чтобы мухи не досаждали. Кухня — отдельный летний домик. Арбуз резался вдоль, по меридианам — не так, как в Москве, по широтам. Ели его все с тем же хлебом.

Ну, еще заливное из карасиков, выловленных в Аксае, кисель из терна. Да и просто молоко было бесподобно. Местные коровы красной степной породы были мелки, молока давали мало, но зато что за молоко! Густое, жирное, нагулянное на разнотравье.

Чуть не забыл о чуреках — кусочках пресного теста, сваренных в сливочном масле.

Я почему так подробно о еде — так питался отец, с такой энергией он вышел из хутора в жизнь.

Я собрал все фото, какие только мог найти, выпрашивая их у бесчисленных родичей. Иногда зажимались, но чаще отдавали. Фото были качественные, коричневатые, на плотной бумаге, правда, с примитивной ретушью. Отец в красноармейской форме. Шинель нараспашку. Крутой чуб падает на левую бровь. Правая рука лежит на ремне, рядом с пряжкой. Лицо серьезное — изо всех сил старается выглядеть взрослым, но свои восемнадцать лет не может скрыть, как не морщит лоб и не хмурит брови.

Несколько фотографий, где они вдвоем с моей мамой. Оба очень красивы и очень разные. У него прямой взгляд, волнистые волосы зачесаны наверх. Напряжен — хочет хорошо выйти на фото. Мама смотрит на меня просто и грустно. Большие карие глаза, поза немного неуверенная, мама прижимается к плечу мужа, как бы ища у него поддержку.