По древнегреческому сценарию

— Зачем? У него не было таланта. Все, что он писал — бездарно.

Отец снился мне в повторяющемся сне. Я прихожу домой, отец лежит на кровати. Я бросаюсь к нему, радуясь, что он жив. Но мне нужно куда-то идти. Я ухожу, но меня все время мучает мысль: «Как он там? Надо скорее к нему». Возвращаюсь, а его нет. Он ушел или уехал. В одном сне я бегу к железной дороге и вижу отца. Он сидит на задней площадке последнего вагона и смотрит на меня. Поезд увозит его, исчезая вдали.

Но потом сны стали меняться. Однажды мне приснился отец в дорогом костюме, коричневом в полоску, с бежевым галстуком, но костюм этот был надет на какой-то картонный макет, пустой внутри. Волосы на его голове были из синтетики — вроде парика, лицо искаженное, перекошенное, кукольное.

Тогда я сказал маме:

— Все, мама. Больше ни слова об отце. Никогда ни слова.

Её дневник

Мама не любила писать. Её переписку с подругами по институту вел отец. Когда Люся прислала мне письмо — ответ на мое — меня не было дома, я в это время был в пионерском лагере. Письмо было чудесное. Оно было написано большими округлыми буквами. Люся рассказывала мне обо всем, что происходило в поселке. Что умер Янгас. Что новый директор станции накричал на ее папу, Якова Степановича, но потом извинился. Что Галка ощенилась и ей оставили одного щенка. Его зовут Мишка, он очень похож на Галку, только Галка вся черная, а у Мишки белые лапки и большое белое пятно на груди. Глаза у него карие, «как у меня».

Я не простился с Люсей, когда мы уезжали. Она не пришла на берег. Тетя Вера сказала, что она в сарае, плачет. Я побежал в сарай. Люся сидела в углу сарая и уже не плакала, а только всхлипывала.

— Не смотри на меня. Я не хочу, чтобы ты меня запомнил такой. Уходи.

Лицо ее распухло от слез, губы тоже распухли, глаза были красные и казались маленькими — так распухли веки.

С берега меня звали, я повернулся, вышел из сарая, потом побежал, глотая слезы. И вот теперь это письмо. Я тут же написал ответ. Конвертов дома не было.

— Мама, вложишь в конверт, опустишь?

— Да, конечно.

Она забыла, а я не спросил, не проверил. Когда хватился, что долго нет ответа, мама сказала:

— Прости, я совсем замоталась! Вот твое письмо, оно так и лежало в моей сумке.

Посланное мною письмо вернулось с пометкой: «Адресат выбыл». Потом, через несколько лет, от кого-то, кто зашел к нам по пути на юг через Москву, я узнал, что Семеновы уехали с Севера, потому что там была только начальная школа, а Люсе надо было учиться. Куда они уехали, мне обещали узнать, но обещание не выполнили.

Так мы с Люсей потеряли друг друга. Она не послала мне второе письмо. Я думаю, что она обиделась. Помню, однажды она зашла за мной перед школой, а мы с Витькой играли в подкидного.

— Ты иди, — сказал я. — Мы с Витькой опоздаем.

В школе я что-то соврал, но тут встала Люся и сказала:

— Саша врет. Он играл с Витей в карты.

Мне не попало, учительница смутилась и сказала только:

— Садись, Люся. Спасибо, что сказала правду.

К чему я об этом? Просто однажды мне попала на глаза тетрадка. В линейку, ученическая, из двенадцати листов. На обложке было написано маминым почерком: «Мой дневник». Я так удивился: даже представить не мог маму за таким занятием. Машинально открыл первую страницу. Там стояла дата — помнится, месяц или чуть больше спустя после папиной смерти. И только одно предложение: «Тоска страшная». Дальше шли чистые листы.

ГЛАВА 8

СВОБОДА

Женя

Когда я поступил в МГУ, передо мной открылся огромный светлый мир. Я был начитан, языки мне давались легко, и я окунулся в океан древних миров, продвигаясь постепенно к настоящему. Нам преподавали изумительные люди.

Сергей Иванович Радциг читал лекции по древнегреческой и древнеримской литературе. Когда я сдавал ему экзамен, мне достался «Щит Ахиллеса» из Илиады. Я плохо помнил описание щита, и он прочитал мне этот текст наизусть. Я забыл, что сдаю экзамен, и слушал, совершенно завороженный его голосом, величием гомеровского текста и интерпретацией изображенного на щите. Дело в том, что специалисты по Древней Греции и Древнему Риму не редуцируют гласные, как делают это все носители русского языка, и от этого их речь — особенно ясная и звучная, а голоса — более чистые, певучие.

Сергей Иванович поставил мне «отлично».

— За что, Сергей Иванович? Я же не ответил на второй вопрос! Я же не знал!

— А теперь знаете. Я ведь вам напомнил.

Семинары по латинскому языку вела Мария Георгиевна Лопатина. Я решил, что не буду учить латынь, перед экзаменом позанимаюсь и сдам как-нибудь, ну не было у меня времени на этот предмет. Не прошло. Каждый семинар начинался с моей фамилии:

— Нестеров, слова!

Никогда, ни в чьих устах моя фамилия не звучала так мелодично, так красиво.

— Я не учил.

— Садитесь, Нестеров. Климова, слова!

После третьего занятия я сдался и начал выполнять домашние задания, а потом стал первым на курсе по латыни. Латинский язык мне пригодился: я понимал, что говорили обо мне онкологи, когда они переходили на латынь.