Мачеха любила его так же мало, как и его отца. Ее любимчик был Слава, зачатый ею в грехе и усыновленный Василием. Плохо, даже скверно относилась к нему и бабушка, мать мачехи. Но когда она заболела, Володя постелил возле ее кровати коврик и спал на нем, не раздеваясь. При каждом ее оханье или стоне он вскакивал:
— Бабушка, что тебе? Воды? Я подам! Ему было тогда семь лет.
Я спрашивал маму, как он выглядел. Ответ был: лицо удлиненное, нос похож на утиный, глаза зеленые и очень легкие движения. На лыжах бегал очень быстро. Только встал на лыжню — и уже скрылся из виду.
Это все, что я смог выжать.
Когда Володе исполнилось пятнадцать, до мамы дошли слухи, что он связался со шпаной и того гляди попадет за решётку. Она съездила в Тамбов и привезла пятнадцатилетнего подростка в общежитие.
Общежитие занимало многоэтажное добротное здание, с дорогой обстановкой и с коврами в комнатах и коридорах. Среди студентов были бывшие председатели колхозов, директора совхозов, специалисты сельского хозяйства — агрономы, ветеринары, зоотехники. Не то чтобы они были очень богаты, но у многих водились часы и фотоаппараты — ценность в те годы, деньги, неплохая одежда. Мама предупредила их:
— Еду за братом-беспризорником, поэтому запирайте свои комнаты.
— Если захочет украсть — украдет из-под любых замков, так что ничего мы запирать не будем.
Володю приняли как своего. Все двери были настежь, в любой комнате он был желанным гостем. Через пару недель он сказал маме:
— Соня, я ведь не просто так ходил по комнатам: меня ребята попросили узнать, что у кого есть. Ну, там, деньги, часы. Я все посмотрел, запомнил. Еще ведь ковры у всех, и в коридорах тоже ковры.
— И что? Рассказал ребятам?
— Нет, Соня, я не смог. Они мне верят, ничего не запирают. Они со мной как будто я как они. Я так не могу. Соня, я решил завязать.
Отца не было в тот день, не помню, почему. Они проговорили всю ночь. Володя рассказывал о ребятах — своих новых друзьях. Жалел их. Плакал. Пел блатные песни. Мама плакала вместе с ним.
Он, действительно, «завязал». Только однажды, когда совсем уж было голодно, принес несколько банок мясных консервов.
— Володя, откуда?
— Понимаешь, машину тряхнуло, банки рассыпались, мы с ребятами помогли их собрать, и шофер дал нам по несколько банок.
— Пойдем!
Они поднялись на самый последний этаж, не помню, не то одиннадцатый, не то четырнадцатый.
— Смотри!
Мама бросила банки в мусоропровод, они гулко прогрохотали до подвала.
— Еще раз принесешь — полетишь туда же вместе с ними!
Когда мама рассказывала мне об этом, глаза ее стали мрачными, с почти фанатичным огоньком, губы сжались, и мне стало не по себе.
— И что, больше не приносил?
— Нет, больше никогда.
Было еще два эпизода, которые мне запомнились.
Эпизод первый. Алеша был тогда еще жив. Маме нужно было выйти в магазин, и она сказала Володе:
— Присмотри за Алешкой, только не вынимай его из кроватки!
Возвращаясь, она еще в коридоре услышала плач. Плакали в два голоса. Она вбежала в комнату и увидела такую картину: в кроватке плакал Алеша, возле него стоял Володя и плакал так же горько, громко и безнадежно. Оказалось, Алеша описался и требовал, чтобы его перепеленали, а Володя не мог это сделать — он обещал не вынимать Алешу из кроватки. Но и смотреть равнодушно на него, плачущего, не мог.
Эпизод второй. Все трое — отец, мама и Володя — сидят за столом, ужинают. На столе — сковорода с жареной картошкой. Мама съела немного и положила вилку. Володя посмотрел на нее и тоже положил вилку. Отец, ничего не замечая, продолжал есть. Тогда Володя взял сковородку, подвинул ее к маме и сказал, враждебно гляди на отца:
— Ей надо больше есть, она Алешку кормит!
Таким был идеал моей мамы. Он и для меня идеал, я полюбил дядю Володю всем сердцем. Но ни я, ни мой отец на него не похож, и ничего с этим не поделать.
Дядя Володя пропал без вести в августе 1941 года. В 1939 году он окончил военное училище. В том же году он приезжал к моим родителям в форме лейтенанта. Они больше не враждовали с отцом и проговорили с ним часа два-три. Расстались друзьями. Алеши тогда уже не было в живых. Я мог его видеть — я тогда был. Но не запомнил. Почему-то на запрос мамы о нем в ответе из военкомата вместо Вечишев было напечатано Вегишев. Может, его фамилию списали из свидетельства о рождении, когда выдавали военный билет или когда зачислили в училище? В свидетельстве о рождении она была написана от руки, а письменные буквы ч и г очень похожи. А может, и в паспорте тогда писали от руки. Все остальное — дата, место рождения и отчество — совпало.
Мама была несчастна внутри себя. Я думаю, что-то в ней было сломано злой и глупой мачехой и молчаливым предательством ее отца. Мне кажется, если бы ей достался муж, похожий на ее идеал — на дядю Володю или летчика Николая — она постаралась бы это разрушить. Потому что ей надо было оправдать свое внутреннее несчастье чем-то внешним.