По другую сторону Алисы

Кряхтя, я тащила Александра, подхватив его подмышки, а Эйч нёс его за ноги. Совместными титаническими усилиями мы внесли тяжеленого Миллигана внутрь импровизированной хижины проводника. Спасибо дождя нет. Тело мёртвого и в то же время не мёртвого господина, мы разместили на кровати Эйча. Этакий труп Шрёдингера. Оставив беднягу отдыхать, Харон отправился ставить чайник, а я плюхнулась на стул возле стола.

– Ты будешь чай или кофе? – Гостеприимно спросил меня Харон.

– А вафли есть? – Неожиданно для себя ответила я вопросом на вопрос.

Эйч удивлённо поднял брови и возвестил:

– Есть.

– Тогда чай, – приняла я решение.

Проводник рассмеялся, своим хриплым, таким же, как и его потрясающий голос, смехом и поинтересовался:

– А с кофе вафли не едят? – Я, как это ни странно, соскучилась по этому лукавому взгляду карих глаз.

– Едят, но я не хочу, – просто произнесла я.

– Хорошо, чай так чай, – кивнул Эйч и поставил вазочку с вафлями на стол.

– А вафли настоящие? Или это всё иллюзия? – Задала я очередной вопрос хозяину хижины, откусывая немаленький кусок от предложенного угощения, украсив при этом свою заимствованную одежду вафельными крошками.

Эйч вновь затрясся от смеха. Ничего не изменилось. Пока закипал чайник, мой старый знакомый привычно потянулся во внутренний карман за пачкой Мальборо. Банка с окурками, правда, заметно опустевшая, по-прежнему находилась на своём законном месте. Выпустив на свободу струйку сизого дыма, Харон выключил чайник и принялся заваривать чай. С бергамотом, мой любимый. Запах заварки, мне сразу напомнил о бабушке. Стало грустно, я принялась разглядывать убранство трамвая, чтобы отвлечься. Мой взгляд наткнулся на белый конверт, торчащий из книги. Скорее всего, хозяину чтива он приходился чем-то вроде закладки.

– Письма приходят, да, Эйч? – Я указала вафлей в сторону конверта.

Харон отвлёкся от разливания ароматной жидкости в белые фарфоровые чашки и обернулся через плечо.

– Пришло. Одно, – он развернулся, держа в руках чашки с чаем. С тихим звяканьем он поставил посуду на блюдца, заранее приготовленные на столе.

– И от кого оно? – Не смогла я сдержать любопытства. А не перегибаю ли я? И с некоторым страхом я взглянула на проводника.

Эйч потёр свой волевой подбородок. Затем по-птичьи склонил голову на бок и промолвил:

– Можешь даже прочесть его. Даже не так, прочти его, Алиса, – он взял в руки книжку, «Божественную комедию» Данте Алигьери и вытащил белый прямоугольник. Положив его на стол рядом со мной, занял свободный стул напротив меня. В его огромной ладони чашечка выглядела кукольной. Сигарета мерцала в полумраке. Это шутка? Проверка? Тест? Я должна действительно вскрыть конверт и прочитать то, что внутри или вовсе отодвинуть от себя. Я с сомнением посмотрела на Харона. Он, поняв мои колебания, выдохнул последнее облако дыма и отправил окурок в банку.

– Я правда хочу, чтобы ты это прочла. Никакого подвоха, – он подтолкнул письмо ближе ко мне.

Сгорая от любопытства, я позволила себе отдаться этому порыву, и быстро разорвала бумажный конверт. Мне на колени выпал листок, весь испещрённый неровным, таким знакомым почерком. Я жадно принялась разбирать слова, это было не так-то и легко, но лучше бы мне этого вовсе не видеть: