По другую сторону Алисы

Мой дорогой друг, я задыхаюсь, лёжа на холодном полу, выводя эти строки, которые даются мне с таким трудом. Руки дрожат, буквы выходят неровными, съезжают с предначёртанных им линий. Всё это похоже на движение по спирали вниз, к необратимому, освобождающему концу, дарующему мне столь долгожданную свободу, в ту самую бездну, где я буду от тебя далеко, и ты не сможешь мне больше сделать больно. За окном раздаются такие тревожные звуки сирен проезжающих машин скорой помощи. В этот день – день моего двадцати восьмилетия, плохо не только мне одной. Хотя не думаю, что причины людей, по которым они набрали 999, столь же ничтожны, как и мои. Вскоре одна из этих машин остановится у входа в дом, парамедики, принявшие мой заблаговременный вызов, поднимутся ко мне в квартиру и обнаружат за незапертой дверью, моё жалкое тело, которое не смогло больше нести в себе чёрную от злобной копоти душу, наполненную до краёв желчью, тоской и такой нескончаемой ненавистью к собственному неугодному никому существованию, что они захотят оставить меня на том же месте, где я и буду лежать, распахнув свои глупые глаза, отражающие, словно маленькие блёклые зеркала их зелёную униформу. Да простит меня Господь, Вселенная, Бабушка, и ты, мой дорогой друг.

Все волоски на теле поднялись. Я отбросила от себя, чью-то, чью угодно, только не мою, предсмертную записку, словно паука, которому не повезло проползти по мне. Правда, скорее у меня было ощущение, словно меня сбил поезд. Я подняла, наполненный слезами, взгляд на Эйча.

– Что всё это значит?! Это очередная шутка, ты смеёшься надо мной? – почерк в письме принадлежал мне. Или кому-то, кто смог его воссоздать. Слёзы капнули и оставили кляксу на разорванном конверте, оставленном на столе. Кляксу? Разве он был не абсолютно белым? Я вытерла слёзы и взяла в руки то, что осталось от конверта. Выписанные с таким старанием витиеватые буквы сложились в слова: Моему дорогому другу. Моему любимому Джо. Твоя Элис.

Глава II

Разоблачение

Я умудрилась оставить целым кусок бумаги, на котором была подпись. Всё тело пробирала дрожь. Я обняла себя за плечи. Харон упрямо хранил молчание. Сидел абсолютно неподвижно, даже не потянулся за новой сигаретой. Нашу неловкую тишину нарушил подавший голос Александр, по всей видимости, пришедший в себя, и смена обстановки его ни капли не успокоила:

– Я что, умер?! – Вновь визгливо вопрошал Миллиган. Второй раз умереть весьма сложно. Несмотря на всю трагичность ситуации, я рассмеялась, вытирая при этом слёзы, предательски полившиеся из глаз. Эйч тоже подхватил мой смех, правда, у него он получился более сдержанным. Но у него и истерики не наблюдалось.

– Вы все сумасшедшие – Александр сделал попытку подняться с кровати Эйча и подойти к нам, показывая при этом на каждого из нас пальцем – Вы просто психи. Нельзя устраивать такие… Представления. Дешёвый спектакль! Вы, двое, думаете, я не догадался? У меня были сомнения, но я сам недавно потерял жену, как вы вообще посмели такое проделать. Бессовестные прохвосты! – Продолжал сыпать обвинениями господин Миллиган – Я… я так устал – Александр внезапно прекратил поток возмущений и сел обратно на кровать, спрятав лицо в ладонях. Его плечи затряслись. Я встала со стула и пошатнулась. И снова не заметила движения трамвая. Харон тем временем вытащил из пачки сигарету и с чувством затянулся. Подлец. Всё мне расхлёбывать. Осторожно, держась за стену трамвая, я подошла к плачущему Александру и опустилась перед ним на колени. Медленно отняла его руки от лица. На меня смотрели ярко-синие, как океан глаза, наполненные такой невероятной скорбью, что у меня защемило сердце.