По другую сторону холма

История этой драматической кампании изложена в первых главах второй части данной книги. Сейчас же стоит упомянуть мнение самого Гудериана о двух его непосредственных начальниках. Помимо любопытных подробностей о личностях Рундштедта и Клейста оно косвенным образом показывает, что, когда у Гудериана были понимающие руководители, он не был таким уж «трудным» подчиненным, каким его часто изображают. «Фельдмаршал фон Рундштедт обладал очень тонким стратегическим умом — возможно, одним из лучших среди нас. Он предпочитал кавалерию танкам, но не препятствовал развитию танковых сил в отличие от других. Благодаря рыцарскому характеру фон Рундштедта служить под его началом было довольно приятно. Даже если он не разделял мнения своих подчиненных, брал на заметку и был склонен обсуждать их. Он открыто выражал свои взгляды даже перед Гитлером, который ценил его прямоту. Фельдмаршал фон Клейст также отличался благородным характером. В начале войны ему совсем не нравились танки, но в ходе кампании он поменял свои взгляды и научился использовать их правильным образом».

Может сложиться впечатление, что Рундштедт и Клейст умели управлять людьми лучше Гудериана и у них лучше получалось оценивать разные взгляды; в этом смысле они были более приспособлены для верховного командования. Такое же мнение высказывали мне некоторые из довоенных подчиненных Гудериана, хотя в других отношениях они им восхищались. Один из членов его штаба выразил это так: «Ему недоставало психологической способности чувствовать и ощущать свое положение, которой должен обладать главнокомандующий. У него не было дара спокойно выслушивать своих подчиненных или коллег: если их взгляды отличались от его взглядов, он не позволял договорить им, прежде чем отдавать приказы или принимать решения. Он был „лихим наездником“, и при этом удачливым, но у него не хватало психологического умения проникнуть в душу „лошади“, что крайне важно для хорошего наездника на классических скачках. Хотя в качестве организатора и руководящего эксперта бронетанковых войск он был незаменим».

Несмотря на всю беспристрастность этих людей, все же стоит заметить, что все они были кавалеристами и что я не слышал подобной критики от тех, кто с самого начала ратовал за танки. Гудериану пришлось на своем пути преодолеть так много препятствий, поставленных сторонниками кавалерии, что он, вполне возможно, просто терял терпение в общении с ними — подобно тому как это бывало с Хобартом в английской армии.

Кроме того, после тщательного изучения свидетельств французской кампании становится ясно, что умелое использование ситуации прорыва под Седаном, который превратился в решающий удар, было прежде всего инициативой Гудериана, и без него стратегическое решение такой важности принято бы не было. Его начальники, включая Гитлера, с опаской наблюдали за развитием событий, размышляя, не пора ли положить конец этому наступлению, но Гудериан уже «закусил удила». Его остановили только на последнем броске к Дюнкерку, и в результате британцам удалось отступить по морю, хотя «стоп-приказ» не повлиял на непосредственные результаты французской кампании.

То, с каким уважением Гудериан отзывается о Рундштедте, показывает, что, несмотря на всю свою нетерпеливость, он понимал проблемы высшего командования, а также обладал благородством духа. Это качество просматривается и во многих его высказываниях о людях, работавших с ним над новой техникой и развивавших новые идеи. (Это видно и в том, как он отзывался об английской военной мысли, называя себя «ее учеником». Не многие из тех, кто добился таких побед с помощью новой идеи, смогли бы признаться, что многим обязаны иностранным источникам и тем более стране, бывшей их противником в войне).

Гудериан в своих комментариях также мало сокрушается по поводу русской кампании. Это тем более примечательно, что многие его коллеги, даже не из числа специалистов по бронетехнике, считают самой фатальной ошибкой верховного командования в 1941 году то, что оно не позволило Гудериану продолжить натиск на Москву, подобно тому как сдерживало его на западе годом ранее. Эта история описана в главе XVI.

Несмотря на естественное разочарование, Гудериан стал более спокойным и уравновешенным в общении с коллегами и подчиненными. В этом отношении особенно показательно воспоминание Гейра фон Швеппенбурга, с которым у него ранее были трения. «Мой корпус входил в его танковую группу и возглавлял наступление на Москву. Наша работа была образцом совместной деятельности благодаря такту и умению начальника его штаба, а также благодаря предусмотрительности самого Гудериана и его доброй воле. За шесть месяцев ожесточенных сражений между нами не было ни одной ссоры». Гейр фон Швеппенбург подчеркивал, что Гудериан «вырос как лидер». То же мнение высказывали и другие служившие под его началом в 1941 году.